Змея в последний раз кивнула, а затем медленно выползла из паланкина. Дух последовал за ней. Ками в последний раз обернулся к нему, блеснули золотые клыки, а потом змея исчезла среди зарослей. Кентаро сунул Алый Клинок и Золотой Зуб за пояс. Двинулся обратно, в лагерь.
«Страшно представить, что скажет Хаяи, когда я расскажу ему, что женился», – думал Дух по дороге.
Женился на змее.
* * *
– И впрямь медитация вызывает удивительные видения! – только и сказал Хаяи, услышав рассказ Духа. Не поверил, самурай попросту не поверил ему!
Кентаро усмехнулся, но не стал спорить. Действительно, рассказ о том, что он провел ночь в компании ками Гнилого Леса, мог казаться удивительным сном. Ну, в лучшем случае – шуткой.
Они позавтракали, упаковали свое имущество и выступили в путь.
Кони становились все более неспокойными, и в конце концов как Хаяи, так и Кентаро вынуждены были спешиться и вести своих скакунов под уздцы. Поверхность тут была слишком неровной, проходы узкими, земля каменистой и скользкой.
Немного посовещавшись, они сняли с седел все, что смогли, и отправили прочь своих коней. Тащить их в глубь каменистых долин не имело смысла, а обученные самурайские скакуны без труда найдут обратную дорогу в Дом Спокойствия.
Теперь они могли положиться лишь на собственные ноги.
Ступали осторожно. Поверхность все более понижалась, и оба путешественника чувствовали, что движутся зигзагом по извилистому пути. И все же удобней дороги просто не было.
Дух припомнил рассказ своего наставника о том, как он преодолевал территорию, известную как Долина Обезьян. Будто бы там были лишь вертикальные стены и глубочайшие пропасти. Седой Пес, по его словам, пользовался только веревкой с крюком, или кёкэцу-сёгэ, чтоб цепляться за скалы, торчащие корни или крепкие ветви.
В эту часть рассказа Кентаро верил, однако то, что дальше рассказывал его учитель, всегда воспринимал всего лишь как байку. Потому что Седой Пес рассказывал о битве, которую ему пришлось выдержать, когда он наконец пересек долину; о гигантской обезьяне, которая никак не хотела умирать, даже с отрубленной головой; о духах, что нападали из стен; о женщинах-рыбах, пытавшихся его искушать обещаниями бессмертия.
Байки, сказки, заполняющие разум и сердце маленького Кентаро перед сном.
О да, фантазия у Седого Пса была богатейшая!
– Смотри! – шепнул шомиё.
Кентаро отогнал воспоминания и взглянул в ту сторону, куда указывал его товарищ.
Сразу трудно было заметить, ибо скала выглядела на первый взгляд точно такой же, как и все вокруг… но уже через минуту становилось видно, что тут поработал человек! С одной из скальных стен на них смотрело грустное лицо Мудреца. Статуя. Статуя, вырезанная из цельной скалы, когда-то наверняка образец искусства, а сейчас потрепанная погодой, покрытая зеленью мха.
Они двинулись дальше и уже вскоре встретили новые статуи и барельефы божества.
Маленькие и большие, изображающие Мудреца медитирующим в позе лотоса, стоящим или даже лежащим. А иногда это было просто гигантское лицо бога, глядящее на путешественников заросшими мхом глазами.
В конце концов тропа сузилась настолько, что они вынуждены были идти друг за другом, след в след. Окрестности начал заполнять туман, но, несмотря на это, в отдалении они увидели характерные очертания. Приблизились, взглянули на серые, покрытые лишайником столбы, выцветшую табличку…
Дорогу им преградили ворота тори. За ними виднелось продолжение извилистой неудобной тропы и новые фигуры Мудреца.
И в этот момент их осенило, куда они идут и чем вообще является их путешествие. Они не были ни воинами, ни странниками, блуждающими по Гнилому Лесу. Они были пилигримами. Избушки по дороге, которые они проходили, не принадлежали ни дровосекам, ни охотникам – представляли собой приюты для пилигримов! Лес, хоть и такой недружелюбный, был святым местом не только для змееобразного ками!
Кентаро и Хаяи шли святым путем. Святым или проклятым? И какой же храм, святилище или капище встретят они в конце этой дороги?
Дух не хотел слишком долго задумываться об этом. Лесной ками, его разрушенная часовенка, свадьба в темноте, золотой яд… Он прошел через ворота и обернулся к Хаяи.
– Пойдем, брат, – сказал он. – Боги не любят ждать.
Туман все гуще, холодные мокрые скалы. Молчаливые лица Мудреца. Деревья, безумно изогнутые, цепляющиеся за камни когтями корней. Узкая тропка, кое-как ведущая вперед, вьющаяся среди серости.
Сейчас они шли с крайней осторожностью. Сохраняли бдительность. Кентаро левой рукой сжимал ножны с Алым Клинком, держа большой палец на цубе так, чтобы можно было мгновенно вырвать клинок и нанести смертоносный удар. Хаяи снял со спины лук и с наложенной на него стрелой оглядывал местность.
Скалы, камни. Мох, уже немногочисленные искривленные деревья. Туман, обманывающий чувства.
– Слышишь? – спросил наконец Кентаро. Взглянул на товарища, но тот выглядел удивленным.
Хаяи был обычным человеком – его чувства не были усилены суровой подготовкой Духа. То, что звучало абсолютно ясно для Духа, его товарищу казалось чем-то несуществующим.
– Флейта, – шепнул воин, положив правую ладонь на рукоять катаны.
Далекий звук инструмента. Кто-то вдали наигрывал печальную, грустную мелодию.
– Хорошо ли ты стреляешь, друг?
– Нескромно признаюсь, что отлично, – ответил Хаяи.
– В таком случае будь настороже. В этом тумане все враждебно нам. Что бы в нем ни двигалось, сразу же пронзи его стрелой.
Они двинулись дальше.
Первый труп повстречался им уже вскоре.
Тело было подвешено на толстой ветви одного из деревьев, головой вниз. Потемневшая от подступившей крови кожа лица указывала на то, что человек умер в таком положении, повешенный еще живым. К его руке была привязана веревка, на которой висела светящаяся нездоровым голубоватым блеском… лампа? Нет! Округлое, жестяное, фигурной резьбы кадило! И это не огонек, а дым светился этим странным неестественным светом!
Они прошли буквально десяток шагов в тумане и увидели следующего повешенного, с точно таким же кадилом, свисающим из связанных ладоней. Потом следующего, потом еще одного…
Кентаро понял, что мужчин повесили не за какие-то провинности и не за то, что они были врагами Змей. По крайней мере, не только поэтому. Их повесили как ориентир для тех гадов, что возвращались в свои горные схроны. Ужасающий, чудовищный дорожный знак, обозначающий как дорогу, так и презрение клана Змеи к человеческой жизни.
Гниющее тело, грязные ошметки одежды. Черное опухшее лицо. Смрад тления и странный, одурманивающий запах кадила. Окружающий все это необычный туман.
Ясное звучание флейты.
