Кентаро обошел фигуру, направляясь к дверям с другой стороны подземной часовенки. И увидел, что они облеплены белыми бумажными ленточками, на каждой из которых была одна и та же надпись.
«Назад!» – гласила она.
«Назад!» – кричали знаки. Изящные и неровные. Написанные уверенной рукой – и дрожащей. Четкие знаки и знаки размазанные.
Назад. Назад. Назад. НАЗАД. Назад, назад, назадназадназадназадназад…
А посреди этого безумия, в самом центре, ровно в том месте, где сходились створки дверей, находилась ленточка с иной надписью.
«Много голов – это много глаз!»
* * *
Это было чудо! Воистину, боги ему благоволили!
Он был слаб, очень слаб. Лишь чудом покинул горы, чудом прошел сквозь лес… он чувствовал, что часть яда все же добралась до сердца, ослабила организм. Несмотря на точную и быструю ампутацию, яд продолжал губить его тело, но Хаяи вырвался с вражеских земель, ушел от гадов и, как только встал на краю леса, уже знал, что выживет.
И тогда боги поставили на его пути животное.
Это был его конь! Тот самый, которого он отправил прочь, когда они вошли в глубь гор; теперь вернулся к своему раненому хозяину, чтоб доставить его домой. Кицунэ с трудом взобрался в седло, хлопнул коня по шее уцелевшей рукой, а потом дернул за поводья, посылая скакуна вперед.
Остатка дороги он не помнил, хотя тот и должен был занять не меньше нескольких дней. Он просто закрыл глаза и позволил вести себя ветру.
Наконец Хаяи увидел блестящее вдали русло реки, почерневшие постройки, бамбуковый лес и далекие темные крыши резиденции клана Нагата.
– Я живой… – прошептал он.
Ударил пятками в бока коня, и тот медленно спустился с холма к мосту и главным воротам.
– Господин Кицунэ! – услышал он крик. – Вернулся наш шомиё! Открывайте ворота!
Тогда он снова уснул.
* * *
– Ты оставил его?! – Мэйко встала и в ярости бросила в Кицунэ бинтами. – Ты оставил его… там?!
Шомиё опустил голову со стыдом. Он не смел даже взглянуть в глаза девушке. Хотя он был верным слугой даймё и третьим человеком во всех его владениях, эта обычная медичка сейчас обладала полной властью над ним. Вот что такое настоящее смирение – умение понять, что не все определяет статус и иногда нужно просто принять чужой справедливый гнев.
– У меня не было другого выхода, – защищался он, поднимаясь с постели, на которую его уложили. – Это был приказ… моего брата Кентаро…
– Приказ? Великий шомиё принимает приказы от ополченца?
– Не ополченца… Духа…
Духа. Воина, освященного магией! Человека, который мог бы убить меня так быстро, что мозг даже не успел бы понять, что умирает.
– Это было его желание, – настаивал он. – И его решение…
Она должна была это понять. Должна была знать, что Кентаро отправил его домой, потому что раненый Хаяи только замедлял бы его.
– Я не хотел его оставлять… но был должен. Прости меня, госпожа! – Он неловко склонил голову.
Мэйко подошла вновь, взяла бинты и продолжила перевязку. До этого она успела промыть культю, сняла струпья и втерла в краснеющую плоть снадобья – чтоб осушить рану и позволить ей начать заживать.
– Это я прошу прощения, господин Кицунэ, – сказала она. – Женщина не должна ставить под сомнение волю воина.
– У тебя есть право сердиться… и сомневаться.
– Разве?
– Именно так… господин Кентаро… мы знаем его недолго, но любим оба. Ты как женщина… не красней, госпожа, это видно, что у тебя есть чувства к нему… а я… – Хаяи покрутил головой, усмехнулся, – боги все же дали мне сына… дали мне семью!
И помрачнел.
Потому что вспомнил, что этого сына он оставил среди чужих, холодных скал.
* * *
Лампы освещали дорогу через узкий проход долины. У света был странный, нездорово белый оттенок. Кентаро ожидал этого. Магия. Чем глубже он входил внутрь долины, тем сильней магия пульсировала вокруг. Холодная, неприятная, дурно пахнущая, враждебная всему, что он собой представлял.
Это были не те заклятия, в которых выковывался его организм, и не те силы, что были вплетены в его тело за время многолетней учебы.
Силы, царящие в горах, были враждебными, чужими. Мерзкими. От них несло ненавистью, горем и смертью. И одновременно Кентаро чувствовал, что эту магию сплетали люди брошенные, преданные… такие заклятия плелись не в гневе, а в страданиях, в обиде.
Стёжка вилась между скалами, уводя все ниже и ниже в мрачные глубины гор.
«Назад», – вспомнил Дух.
«Много голов – это много глаз».
Он встал перед мрачной ямой, представляющей собою вход в какой-то грот. Здесь уже не было даже холодного света ламп, лишь неприятная темнота. Но именно эту дорогу указал ему горбун. Именно эту дорогу преодолевали Змеи, возвращаясь в свои собственные дома в долине.
Он шагнул во мрак.
Глаза его блеснули бледным светом, подстраиваясь под слабое освещение вокруг.
О да, через эту пещеру проходили, причем неоднократно. Камни, стертые десятками ног, следы копыт… здесь проходили и люди, и животные.
Он положил правую руку на рукоять Алого Клинка и шагнул глубже.
«Назад!»
Пещера наконец начала расширяться, но по-прежнему вела в одну сторону. Кентаро дошел до порога крупного грота – тропа вела природным каменным помостом по одной стороне, другая же была просто углублением в стене, настолько темным, что даже магически усиленное зрение Духа не смогло пробить мрак.
Зато обоняние его не подвело – со дна щели поднималась отчетливая гнилостная вонь. Возможно, Змеи сбрасывали туда тела убитых, раненых? А может быть, проводили тут казни и избавлялись от трупов?
Он двинулся по тропе, однако уже вскоре та свернула, выводя вниз, прямо к вонючей яме. Проклятые гады, надо же было выбрать такое место прямо на дороге!
Тем более что это место было кладбищем… подземным кладбищем!
Кентаро заметил надгробия и памятники, урны, не закопанные, а просто поставленные, втиснутые между камней. Значит, и впрямь Змеи оставляли здесь своих мертвых, но, по всей видимости, относились к телам с уважением, предавая их сперва ритуальной кремации, а затем складывая в пещере, раз уж земля Гнилого Леса не хотела их принимать.
Но откуда же эта вонь? Все более сильная, все больней врезающаяся в ноздри? Что ее выделяло? Ведь не кремированные же тела!
Нет, не тела. Их страж!
Кентаро увернулся от удара одати, мощного двуручного меча. Клинок пролетел у самой его головы, Дух избежал удара в последний момент. Выхватил свое оружие. Алый Клинок горел красным светом.
