Вада поджала губы:
– Кто из третьих наследников в семье становился Атоном?
– Ни одного.
Большинство из них были первенцами. И только один – вторым сыном. Сол никогда не выбирала третьего, четвертого или пятого в линии наследования.
Но прежде всего она – богиня, – попыталась напомнить я себе.
– Я не гонюсь за титулом, – честно сказала я Ваде. – Я никогда не надеялась, что Сол выберет меня. Мной движут не высокое положение или корона.
Вада напряглась, когда слово «корона» слетело с моих губ.
– Что же тогда движет тобой, Нур?
– Желание освободиться, – выдохнула я, задумчиво глядя на огонь.
Пламя было свободным. Оно танцевало вокруг древесины, которой мы его накормили. То взметаясь, то вспыхивая. И беспрестанно мерцая. Я слушала, как трещали дрова под пристальным вниманием огня, и гадала…
Будь я частью пламени, что бы поспешила поглотить?
Лицо отца всплыло в моем сознании, и я представила Атона вместо дров в очаге. Единственный способ по-настоящему освободиться – это уничтожить отца и разрушить его планы, способные погубить Келума и Люмину.
Только отобрав власть у Атона, я могла защитить нового Люмина, Берона, Ваду, а также добрых охранников и их семьи. Чтобы победить отца, мне нужно было стать сильнее. Если Сол не выберет меня своим Атоном, только Люмин способен будет противостоять моему отцу.
Вада оглянулась через плечо:
– Ты сильнее Ситали. В твоих руках огонь.
Я напряглась:
– Откуда ты знаешь?
– Столик в саду. Кресло в комнате Атона. Ходят слухи.
– Слухи часто бывают ошибочны, – выпалила я.
– Так это неправда?
Я выдохнула, заметив, что от воды пошли шелковистые завитки пара. Они растворялись только ради того, чтобы их заменили другие. Цикл жизни, мало чем отличающийся от человеческого.
– Хочешь сказать, что Ситали тоже способна на подобное?
– Нет, Ситали никогда не плавила вещи. Но, кто знает, может, ее способности еще не проявились.
Вада на мгновение замерла, когда мы опустились на колени перед очагом.
– Ты поедешь с нами в Люмину? Келум сказал, что ты сомневаешься.
– Я не уверена, что он этого хочет. Думаю, я расстроила его.
Вада поднялась на ноги.
– Не думаю, что есть хоть что-то, способное умерить чувства, что он испытывает к тебе.
– Как он может испытывать ко мне хоть какие-то чувства? Он едва меня знает.
Вада покачала головой:
– Для него это не играет роли. Мой сын слушает свое сердце – всегда, – и сердце ведет его к тебе. Независимо от того, что он говорит или что это может означать для Люмины, Келум намерен представить тебя Люмосу.
От удивления я приоткрыла рот. Мое сердце наполнилось радостью, надеждой и миллионом прекрасных вещей, названия которых я не знала. Но как только они охватили мое сердце, оно треснуло, и все эти чудесные чувства улетучились. Необъяснимо, несмотря на все мои планы, сердце вело меня к Келуму. Тем не менее даже если оно хотело его, это сердце все еще было полно решимости сломать его, если это спасет всех, кого он любит.
– Ты действительно не видишь, как сильно он жаждет быть рядом с тобой? – спросила Вада. Ее лицо смягчилось.
– Я думала, что он испытывает то же самое к Ситали.
Она покачала головой и указала на ревущий огонь:
– Нет. Его чувства к ней не разожгли бы огонь, не говоря уже о том, чтобы заставить его гореть.
Может быть, Вада права? Я не была уверена, что думать или говорить, поэтому промолчала.
– Я прикажу отнести котлы в твою комнату.
Я кивнула и повернулась, чтобы уйти, но остановилась.
– Вада? – позвала я через плечо.
– Да?
– Спасибо.
– За что? – спросила она со смущенной улыбкой на губах.
– Моя мать умерла, когда мне было всего семь лет, но последние несколько дней я вижу ее в тебе.
Вада приложила руку к груди, слезы навернулись ей на глаза.
– Спасибо.
Я хотела подарить ей благодарную улыбку, но мой подбородок дрожал, а глаза, как и ее, наполнились слезами. Я кивнула и вышла из кухни.
На лестнице я позволила своим слезам пролиться. Я больше не могла их сдерживать. Потребовалось три лестничных пролета, прежде чем я снова взяла себя в руки и обуздала все те чувства, что пытались вырваться наружу.
Это место выводило на поверхность все мои слабости. Я не плакала с того дня, как отнесла маму в дюны.
Я открыла свою комнату и, прижав дрожащие пальцы к губам, стала ждать, когда принесут горячую воду. Покидая Гелиос, я думала, что все пройдет легко. Я приказала себе отправиться в сумеречные земли и украсть корону Люмина. Обладатель этой реликвии не должен был иметь для меня значения.
Но я встретила Келума, и все изменилось.
Мое сердце беспрестанно болело, и я ненавидела себя за то, что собиралась сделать.
Несколько минут спустя на пороге моей комнаты показали два охранника. Те самые, что так уважительно отнеслись к просьбе Вады. Я широко распахнула дверь и жестом пригласила их внутрь. Когда они вылили содержимое тяжелых котлов в маленькую ванну для купания, она показалась им недостаточно полной, и охранники предложили принести еще воды. Я заверила, что этого более чем достаточно, и поблагодарила за помощь, которую они любезно оказали мне посреди ночи. Мужчины ответили, что это доставило бы им удовольствие, ибо ночи становятся слишком долгими, когда у них так мало дел. Затем они ушли, чтобы снова занять свои посты.
Я высыпала ароматизированные соли в горячую воду, и те быстро растворились, наполнив пьянящим ароматом маленькую ванную комнату. Вода не обжигала, но была восхитительно горячей. Я вымыла волосы оставшимся кусочком мыла, потерла кожу, пока она не покраснела, и откинулась на спинку не совсем полной ванны.
Впервые я увидела тень Сфинкс в тот день, когда отнесла свою мать в дюны. Мы с Сариком уже ушли далеко от Дома Солнца, когда ее тень пронеслась над нашими головами. Я помнила, как Сарик упал на колени, склонил голову и, держа в руках урну с останками моей матери, бормотал молитвы Сол. Не зная, что делать, я опустилась на колени рядом с ним. Прикрывая глаза от лица Сол, я пыталась мельком увидеть львицу. Мне было интересно, как она выглядит. Поговаривали, что Сфинкс наполовину человек, хоть и умеет летать. Некоторые утверждали, что на нее было невозможно взглянуть без страха. Другие клялись, что она была самым красивым существом, которое кто-либо видел в своей жизни. Могло ли и то и другое быть правдой?
