– Мне нужно кое-что украсть у моего отца. Что-то, что он всегда держит при себе.
Кеви оцепенела. Казалось, она даже перестала дышать. Затем женщина рассмеялась:
– Это же шутка, верно?
– Нет, я говорю вполне серьезно.
– Так, значит, раз я танцовщица, то могу что-то и украсть? Потому что твой отец настаивает, чтобы мы развлекали его гостей? – разозлилась она, крепче обхватив себя руками.
– Я не осуждаю тебя. Просто думаю, что ты способна отвлечь Атона, пока другой танцор незаметно заберет нужную мне вещь.
Я сглотнула. Сфинкс действительно испугала меня. Гнев Кеви только подливал масла в огонь, потому что я была уверена, что она скажет «нет» и вышвырнет меня из своей комнаты.
Вместо этого танцовщица спросила:
– Что именно нужно украсть?
– Маленькую книгу. Он носит ее в потайном кармане своего килта, с правой стороны.
Кеви покачала головой, опустив руки по швам:
– Сделать что-то подобное просто невозможно. Я не хочу умирать или подвергать опасности кого-то из моих танцоров, пытаясь украсть какую-то книгу. Потому что именно это и произойдет. Это… это безумие. Мне жаль, но я не могу помочь.
– Должен быть какой-то способ! Завтра я уезжаю в Люмину, и эта книга должна уплыть со мной.
Кеви вздернула подбородок:
– Что такого в этой книге?
– Я точно не уверена.
Она невесело рассмеялась:
– Ты понятия не имеешь, что внутри, но хочешь рискнуть нашими жизнями?
– Сфинкс приходила ко мне сегодня утром, Кеви. Она показала, где находится книга, и сказала, что я должна ее заполучить.
Кеви приложила руку к груди и выдохнула:
– Сфинкс?
Я кивнула.
Танцовщица справилась с нахлынувшими на нее эмоциями.
– Хотела бы я, чтобы Сфинкс сама вытащила эту книгу из кармана Атона. – Кеви закрыла глаза и потерла переносицу. – Возможно, я знаю, как это сделать, – осторожно сказала она. Надежда смешалась с огнем в моих венах. – Но за это придется заплатить немалую цену.
Я подняла запястье.
– Я не могу снять солнечные бриллианты, Кеви. Отец уже пытался. Он заставил своего лучшего ювелира плавить и вытачивать металл, попросил своих самых сильных гвардейцев разорвать цепь, но ничего не вышло.
Кеви покачала головой и ухмыльнулась:
– Оставь бриллианты себе, Атена. Я хочу, чтобы ты организовала безопасный проезд в Люмину для меня и всех моих девочек. Пусть Люмин поклянется защищать нас. Твой отец не дурак, Нур. У меня есть снотворное, которое я могу добавить в его вино. Только когда он проснется с сильной головной болью, тут же поймет, что его опоили, и придет за всеми нами…
Я кивнула, заметив страх в ее глазах. Я все прекрасно понимала.
– Сколько девушек я должна взять с собой?
– Семеро, включая меня.
– Сначала я должна спросить Келума. Я не имею права давать обещания от его имени.
Кеви покачала головой:
– Я прихвачу зелье на бал, но не стану использовать его, пока не буду уверена, что о нас позаботятся.
У Кеви будет время все обдумать до того, как настанет момент привести план в действие, – подумала я, отправляясь на поиски Келума.
Я нашла его сидящим напротив моего отца в большом зале. Берон сидел по левую руку от него, в то время как место справа было пустым. Мое сердце екнуло, спрашивая, не сохранил ли Келум это место для меня.
Ситали скользнула на сиденье по правую руку от отца, разрушив магию момента.
Люмин поднял на меня взгляд, когда я направилась к столу. Он осмотрел меня с ног до головы, и в его глазах вспыхнул едва сдерживаемый жар. Келум указал на пустой стул, и я с благодарностью заняла его.
Ситали нахмурилась, изучая меня, как будто я была загадкой, которую загадала ей Сфинкс этим утром.
– Ситали, – поприветствовала я. – Что такое? Ты будто не ожидала меня увидеть. – Я улыбнулась ей, намекая на возмездие.
Берон поперхнулся водой, которую пил. Ему потребовалось мгновение, чтобы восстановить дыхание. Судя по всему, Келум рассказал своему брату, что Ситали дала мне отравленное варенье.
Лицо отца было спокойным, но я заметила, как крепко его руки сжимали кубок и стол, когда он опустил их. Как только обед закончится, Атон может попытаться загнать меня в угол. Я не могла этого допустить, поэтому повернулась к Келуму:
– Люмин, я хотела узнать, не откажетесь ли вы прогуляться со мной после завтрака.
Когда наши глаза встретились, я надеялась, что Келум сможет увидеть мольбу, отражающуюся в моих. Его брови сошлись на переносице, но он любезно принял мое предложение:
– С удовольствием, Атена. – Он взмахнул рукой в сторону Атона: – Если, конечно, у нас достаточно времени перед подписанием договора.
Отец усмехнулся, но улыбка не тронула его острых глаз.
– Разве ты уже не осмотрела окрестности, Нур? Ты ведь заблудилась в прошлый раз, – напомнил он всем.
– Келум поможет мне найти дорогу, отец.
Он неохотно кивнул, и страх наполнил мой желудок.
– Как пожелаешь. Думаю, у вас достаточно времени для короткой прогулки.
Мы ели мясо, фрукты и хлеб. Сладкие финики особенно пришлись мне по душе. Я замерла, когда Келум положил несколько штук на мою тарелку, заметив, что свои я уже доела.
Берон посмотрел на нас, приподняв одну из своих темных бровей. Мы все знали, что значит для люминанина кормление руками или перекладывание еды на тарелку другого, но я не была уверена, игнорировал ли Келум свой обычай, чтобы угодить мне, или таким образом он демонстрировал свои намерения. Его поступок почти вогнал меня в краску.
Я тихо поблагодарила Люмина и съела то, что он предложил. Этим утром Келум вел себя по-другому. Я не видела его с тех пор, как он молча ушел из моей комнаты. С тех пор как он излил свою душу, сказав, что во мне таились и тьма, и свет, но сам он не знал, чему верить. Я просто надеялась, что Вада оказалась права, говоря, что ее сын все еще рассматривал мою кандидатуру в качестве будущей невесты. Сегодня Келум был спокойнее, сосредоточеннее, подобно клинку в стальных ножнах, но я не могла видеть, насколько остро его лезвие.
Берон прочистил горло и извинился, сказав, что обещал помочь Ваде с приготовлениями для сегодняшнего бала. Ситали проводила его взглядом. Когда она снова повернулась к столу, я вопросительно наклонила голову. Она ответила хмурым взглядом.
Неужели моя бессердечная сестра была заинтересована в брате Келума? Или Берон был всего лишь запасным вариантом? Возможно ли, что для нее он стал и тем и другим?
