Я кивнула:
– Ее дыхание наполняет паруса.
– Она, должно быть, очень любит своих Атен, раз помогает вам подобным образом. Я плавал по реке всю свою жизнь. Я родился и вырос на корабле, но никогда не добирался из сумеречных земель до Люмины всего за один день.
Я снова пожала плечами.
Я не была уверена, действовала ли Сол из-за любви к нам или из-за информации, скрытой в книге отца. Я была благодарна ей за скорость, с которой мы двигались, и втайне надеялась, что она не одарила отца такой же добротой.
– Тем не менее я наслаждалась штормами в сумеречных землях, – призналась я.
Речной путешественник задумчиво уставился на дверь:
– Штормы – страсть любого путешественника.
– Я понимаю почему. Они – воплощение чувств неба. Здесь оно кажется таким сердитым и грустным.
Речной путешественник скрестил руки на груди.
– Я никогда не думал об этом подобным образом, но я понимаю, о чем вы, Атена. Спасибо большое за столь яркий образ.
– Сколько нам еще плыть, прежде чем мы увидим Люмоса?
Он наклонил голову и мотнул ей в сторону своего стола, на котором стоял шар. Взяв его в руку, он протянул шар мне.
Сфера была сделана из дерева, отшлифованного руками и временем. В верхней части виднелось выгравированное имя Гелиос. Оно охватывало всю верхнюю половину шара. Но были моря, о которых я никогда не слышала, реки, которые, должно быть, высохли, потому что теперь представляли собой не что иное, как русла, покрытые галькой.
– Когда он был сделан? – спросила я.
– Около двадцати лет назад, плюс-минус, – ответил мужчина. Рядом с крошечным участком дюн был выгравирован небольшой город.
Я улыбнулась:
– Кто бы ни сделал этот шар, он ошибся в размерах. Песок пустыни такой же большой, как великие океаны Люмины.
– Так было не всегда, – сказал речной путешественник, доставая из ящика стола стеклянный шарик поменьше. Он протянул руку за деревянным глобусом, а когда я отдала его, мужчина взял его двумя пальцами. Шарик поменьше он поместил над моим королевством, точнее – городом. Единственным, что уцелел.
– Сол перестала двигаться восемнадцать лет назад. Ее постоянный огонь быстро сжигал и иссушал землю. Пески не всегда были такими обширными.
Речной путешественник не сказал этого, но я поняла – урон Сол был быстрым и решительным, словно богиня за что-то наказывала Гелиос. Но почему?
Он переместил маленький шар к Люмине, что находилась в нижней части деревянной сферы. После чего мужчина начал вращать меньшую сферу вокруг нижней половины большей.
– Люмос не покидает свое королевство; просто оно настолько велико, что, когда он движется, мы на время теряем его из виду.
Я знала, что Сол была пленницей неба в то время, как Люмос все еще двигался, но, видя, насколько отчаянным было положение богини солнца, я напряглась. В какой же опасности находились мы, ее люди. Наше королевство постепенно умирало, сжигаемое богиней, которая сама же его и построила.
В глубине души я знала, что Сол не хотела причинять нам вред.
– Почему Сол перестала вращаться по орбите, как Люмос?
Мужчина положил сферы обратно на свой стол.
– Это и есть великая тайна. Причины никто не знает.
У двери послышались шаги. В каюту вошел последний человек, которого я хотела видеть.
Берон посмотрел на нас:
– Атена, мы позаботились о жрецах Сол. Теперь им заметно теплее.
Я мило улыбнулась, но, казалось, моя улыбка заставила брата Келума занервничать.
– Спасибо.
Я снова повернулась к речному путешественнику:
– Спасибо за столь интересную беседу.
Мужчина покачал головой:
– Спасибо Сол за ее теплое дыхание, что делает наш путь гораздо быстрее.
Снаружи небо было темно-синим, почти черным. Еще больше звезд подмигивало нам с высоты. Берон подождал, пока я выйду из каюты, и отправился со мной на нос корабля. Ситали не было видно, хотя она не могла уйти далеко.
– Ты довольно молчалива, – заметил Берон.
Накренившийся нос корабля был пуст, так что я остановилась там. Берон устроился немного позади, сохраняя между нами почтительное расстояние. Я положила руки на перила и попыталась успокоиться.
– Келум попросил меня отравить? – спросила я.
К его чести, Берон не стал отрицать свою причастность.
– Как ты догадалась?
– Неужели он и правда это сделал? – уточнила я.
– Нет, Келум здесь ни при чем.
– Тогда почему ты это сделал?
– Я не отравлял тебя, Нур, – сказал он, выпрямляясь.
Звезд на небе было бесчисленное множество. Миллионы его предков слышали наш разговор. Интересно, горды они или разочарованы его попыткой отравить Атену.
– Ты сказал Ситали, что ягоды ядовиты?
По крайней мере, у него хватило порядочности выглядеть пристыженным.
– Я не думал, что она принесет тебе варенье, – признался он. – Я просто хотел проверить, способна ли она на это.
Я закатила глаза:
– Она провалила твое испытание, потому что ты не смог понять, насколько глубока ее ненависть ко мне.
Берон сложил руки перед собой.
– Ты права.
Я вздернула подбородок:
– А поцелуй? Было ли это действительно прикрытием или ты решил провести еще один тест?
– А что, если и то и другое? – спросил Берон, наконец расслабляясь. Он тоже прислонился к перилам. – Я боюсь за своего брата. На протяжении многих лет до нас доходили слухи о том, насколько жестоким может быть Атон по отношению к своему собственному народу. Я боялся, что он передал свою жестокость по наследству или научил вас быть безжалостными.
– И что же ты в итоге выяснил?
– Что вы обе что-то скрываете; просто я пока не понял, что именно. И боюсь, что Ситали думает только о себе. Ты такая же, Нур?
Я прищурилась.
– Ты целовал мою сестру? – спросила я, поворачиваясь, чтобы опереться бедром о перила и посмотреть Берону прямо в лицо.
– Один раз это почти произошло… – признался он.
– Но ты так ее и не поцеловал.
Берон хоть и походил на молодую версию Келума, был гораздо коварнее своего старшего брата. Хитрый. Яростный.
– Эти твои проверки… Разве они не доказывают, что ты тоже думаешь только о себе?
Берон выпрямился, одергивая тунику.
– Знаешь, что я думаю? – спросила я.
