Келум устало вздохнул:
– Они найдут ее.
Я не сомневалась. Независимо от того, насколько решительно Ситали была настроена нарушить правила или как отчаянно она хотела найти корону, чтобы не возвращаться домой с пустыми руками, гнев подпитывал волчьи инстинкты Берона. Как будто прочитав мои мысли, снаружи Дома Луны послышался протяжный волчий вой.
Мы с Келумом подбежали к двери, спустились по большой лестнице и оказались на улице. Берон, все еще находящийся в волчьей форме, медленно кружил вокруг Ситали, у которой хватило наглости зашипеть на огромного, рычащего и щелкающего зубами зверя.
– Я не буду сидеть в клетке! – крикнула она, поворачиваясь вместе с ним по кругу. Она приняла приглашение на опасный танец.
– Ситали! – воскликнула я. Мои глаза быстро привыкали к окружающей нас темноте.
– Твои глаза, – сказала она с отвращением.
Должно быть, огонь во мне зажег их.
– Ты не у себя дома, Ситали. Прояви немного уважения.
Девушка напряженно рассмеялась:
– Я больше не хочу здесь гостить.
Я недоверчиво покачала головой:
– Ты хочешь вернуться в Гелиос?
Моя сводная сестра снова заплакала, хлопая себя рукой по груди, которая взволнованно вздымалась под ее ладонью.
– Я не могу.
– Что ты не можешь?
– Я пока не могу вернуться в Гелиос! Не могу! – закричала она, полностью теряя над собой контроль. – Я не могу вернуться, и ты знаешь почему.
– Ситали, я могу организовать корабль, который доставит тебя домой, – любезно предложил Келум.
Смех Ситали был жалким. Она покачала головой:
– Я не могу уехать без того, что ищу. Верно, Нур?
– О чем она говорит? – спросил Келум.
Чтобы успокоиться, Берон бросился в морские волны, где снова превратился в человека. Келум снял с себя тунику и бросил ее брату, который, выходя из моря, обвязал ее вокруг талии. Он встал рядом с Люмином, с его кожи стекали капельки соленой воды.
– Я бы тоже не отказался узнать, о чем она говорит.
Берон стряхнул воду с волос и бросил на Ситали, а затем на меня ленивый взгляд, который был намного страшнее, чем обеспокоенный взгляд Келума. Похоже, он изо всех сил пытался скрыть, насколько зол на Ситали, и я знала, что скоро он рассердится и на меня. И Келум тоже.
Ситали не могла и дальше притворяться. Она собиралась рассказать им о поисках короны лунного света.
Я выпрямила спину, надеясь, что, если расскажу все сама, это смягчит удар и они все поймут.
– Ваши подозрения были верны. Отец попросил нас принести ему корону лунного света. Вот почему он согласился выдать одну из своих дочерей за Люмина, а переговоры в сумеречных землях прошли так быстро и гладко.
Ситали сердито смахнула слезы. Скорее всего, когда сводная сестра восстановит контроль над своими эмоциями, она возненавидит меня за то, что я рассказала правду. Ситали наверняка заявит, что я все испортила, что сама она никогда бы не выдала наш секрет. Ложь, в которую она заставила бы себя поверить.
– Он хочет завоевать Люмину, – сказал Берон, ущипнув переносицу своего некогда сломанного носа.
– Он хочет завоевать весь мир, – поправила я.
Ситали была в ярости, даже когда плакала, даже когда изо всех сил пыталась выровнять дыхание. Она медленно двинулась к морю. Ее зубы стучали, как будто она замерзла.
Келум подошел ко мне.
– Я спросил тебя… В сумеречных землях… Спросил, не охотишься ли ты за моей короной.
Я выпрямилась, когда его грудь коснулась моей.
– Я же сказала «да».
– Я думал, ты шутишь, – тихо отозвался он. Люмин провел ладонями по моим обнаженным рукам, его прохладное прикосновение успокаивало пламя в моих венах.
Ситали перестала плакать и махнула рукой в нашу сторону:
– Ты даже не сердишься на нее!
Он действительно не злился, чего она никак не могла понять. Я сказала ему правду о том, кто я, точно так же, как сейчас открыла свой страшный секрет. Ситали же все еще не знала о моем наследии или о том, что через два дня я стану новым Атоном.
Сестра с отвращением покачала головой:
– Просто невероятно! Я ненавижу вас обоих.
Она подобрала юбки и поплелась обратно в Дом Луны. Несмотря на ее измотанное состояние, я знала – сестра не уйдет и не перестанет искать корону, которую так сильно желала получить. Какой бы Ситали ни была, стоило ей только положить глаз на что-то, она никогда не сдавалась. Она могла сделать паузу, чтобы перевести дыхание. Могла плакать. Паниковать. Злиться. Но она никогда не останавливалась.
Панические рыдания вырвались из ее хрупкого тела, и я не могла не смотреть, как она убегает.
Я понятия не имела, как ей помочь. Это поражало больше всего. Ситали боялась сказать мне, зачем ей возвращаться домой.
Но она ясно дала понять, что не может вернуться без короны в руке. При мысли о том, что отец причинит боль ей или даже Зарине, у меня скрутило живот. Ибо какими бы ужасными ни были мои сестры, нас троих воспитал жестокий отец, неудержимый нрав которого распространялся на всех.
Пальцы Келума скользили вверх и вниз по моим рукам.
– Прогуляешься со мной?
Я кивнула.
– Берон.
После молчаливого обмена взглядами Вольвен сердито бросился за моей сестрой.
Келум повел нас прочь от Дома. Мы оставили две одинаковые дорожки следов на влажном песке, когда волны потянулись к нашим ногам, так и не догнав их.
– Честно говоря, я подозревал, что вы с Ситали ищете корону или что твой отец хочет ее заполучить, – признался Келум, когда мы были так далеко от Дома, что я больше не могла разобрать его очертания в темноте. – Вот почему в сумеречных землях я предупредил тебя, что ты не найдешь ее.
– Хочешь сказать, что короны не существует? – спросила я.
– Нет, она существует, но не так часто появляется. Люмос дал мне ее в тот день, когда выбрал меня Люмином. – Келум сделал паузу, словно собираясь с мыслями. – Бог луны не хочет, чтобы люди кланялись мне или думали, что я правлю ими. Для него я посредник, а не правитель. Я не стою у Люмоса на пути, а способствую его общению с народом.
– В тот день Берон не видел корону?
Люмин покачал головой.
– Моя мать видела. Это был единственный способ убедить ее пойти со мной в Дом Луны. Я показал корону ей и жрецам в тот день, когда меня избрали, но Берона не было дома. Он вернулся только через пару дней. Мой брат ушел на охоту, чтобы раздобыть нам еды, и, пока был в лесу, превратился в Вольвена. Он был в ужасе, потому что не понимал, что происходит. Берон рассказывал, что в первый раз превращение было мучительным. Он думал, что так будет всегда, но боли больше не было.
