Я повернулась к женщине, которая теперь оказалась гораздо ближе ко мне, чем раньше. Я была удивлена, увидев, что она совсем не была моим отражением. Хотя у нас были одинаковые походка, телосложение, темно-каштановые волосы и оливковая кожа.
Мама?
– Нур! – крикнула она, срываясь на бег. Я тоже побежала. Я боролась с песком и слезами, пока не настигла ее. Она крепко прижала меня к груди, и Сол, богиня солнца, плакала вместе со мной.
Счастье и облегчение смешались с печалью и гневом, а затем нас обеих захлестнула благодарность.
– Ты наконец-то свободна? – прохрипела я.
– Я никогда не буду свободна, пока ты и Гелиос в заточении, Нур, – печально ответила она. – Я буду сиять над тобой, когда ты заявишь права на то, что принадлежит тебе по праву – не только по крови, но и по добродетели. Твое сердце чисто, как пламя, прекрасно, как само золото. Ты знаешь, что следует сделать, а я буду присматривать за тобой. Я помогу тебе пройти через это.
Она взмахнула рукой, и в пропитанном жаром воздухе появилась сцена, которая сначала покрылась рябью, но через секунду стала более четкой. Я увидела отца в его золотом килте. Он стоял на вершине храма Сол вместе с Зариной. Окруженная жрецами, она опустилась на колени. Он лгал им, представляя старшую дочь как недавно избранного Атона.
Это означало, что его силы исчезли.
Вада и жрецы Люмины стояли в стороне, окруженные охраной. Я стиснула зубы, размышляя, что же случилось с кораблем люминанцев, посланным, чтобы выкрасть их с Гелиоса. Неужели он исчез вместе с посланием сокольничего?
Больше это не имело значения. Они все еще были в Гелиосе. Все еще находились в сокрушительных руках отца. Он собирался использовать их как разменную монету.
Сцена расширилась. Теперь я могла видеть всех присутствующих сверху. Стража отца окружила храм, стратегически расположившись по всему дворцу и Гелиосу. Он предвидел мое прибытие и, очевидно, ожидал битвы, в которой не мог победить.
Мне нужно было вернуться домой, чтобы все исправить и освободить мою мать, богиню солнца и золота. Сейчас же.
Отец больше не имел власти ни надо мной, ни над ней.
– Мне пора идти, Нур. Я жду тебя в Гелиосе, – сказала она, отстраняясь. – Приведи с собой Люмина. И если он согласится последовать за тобой, попроси его помолиться Люмосу, чтобы бог луны оберегал вас.
Привести Келума в Гелиос? Привести Люмоса с юга в солнечное королевство? Мое сердце бешено забилось при мысли о том, что два бога снова займут один и тот же кусочек неба. Но позволит ли Скульптор или он сотрет нас всех в пыль своим огромным молотом?
Я не хотела ее отпускать. Теперь, когда лицо матери было таким ясным, мои поблекшие воспоминания о ней снова возродились.
– Я приду за тобой, – пообещала я. – Я буду бороться за тебя.
Она улыбнулась. Ее губы были так похожи на мои.
– Возвращайся домой, дочь.
Она положила руку мне на сердце. Сила, не похожая ни на что, что я чувствовала прежде, излилась в меня из ее ладони. Она обжигала, но нисколько не беспокоила, потому что ее огонь теперь стал моим.
В одно мгновение жара и песок исчезли, как и Сол. Холодный воздух окутал меня. Ледяные порывы развевали мое теперь уже золотое церемониальное платье.
Мое сердце бешено колотилось от совершенного путешествия.
Келум, Киран и Берон, одетый только в бледно-голубую тунику брата, поспешно завязанную вокруг талии, искали что-то… Они с криками бегали по берегу. Берон бросился в волны, зовя меня по имени. Люмин вцепился себе в волосы.
– Келум? – сказала я голосом громким, как раскат грома.
Он резко повернул голову и приоткрыл от удивления рот.
– Нур, – выдохнул он.
Берон и Киран, должно быть, тоже услышали мой голос, потому что бросились ко мне.
– Ты исчезла, – сказал Келум, притягивая меня в свои объятия. – Мы почувствовали порыв тепла и увидели… Мне кажется, я видел красный песок, о котором ты мне рассказывала. Ты ступила на него и исчезла.
– Она была там. Сол была там! – прохрипела я. – Я должна вернуться в Гелиос. Сейчас же. Я могу отвести нас туда. Мама хочет, чтобы ты пошел со мной. – Я прикусила губу. – Она спросила, может ли Люмос оберегать нас.
Келум посмотрел мне в глаза и долго не отводил взгляда.
– Я только могу спросить и надеяться на его благосклонность.
– Твоя мать и жрецы Люмоса находятся там, под усиленной охраной. Либо они не получили послание, либо проигнорировали его.
Берон громко выругался.
– Он использует их против нас.
– Келум, Киран… Нам нужно идти.
Берон разразился диким смехом.
– Без меня вам будет не так весело. Я тоже иду.
Лицо Люмоса выглянуло из-за горизонта. Издалека он наблюдал за нами, проливая свет на берег.
– Мне нужна минутка, – сказал Келум.
Он протянул руки, принимая свет бога луны на свою обнаженную грудь. Корона снова появилась на его лбу, и Киран начал говорить на языке, который я не узнала.
Он опустился на колени возле прибоя. Волны нахлынули, разбиваясь о его бедра, пропитывая его кожу.
Хотя каждая частичка меня хотела мчаться в Гелиос, я ждала.
Ради Келума. И ради Люмоса.
28
Люмос не стал медленно подниматься в небо, как делал это обычно. Он вышел из моря и бросился высоко в темноту, к предкам люминанцев. Келум поднялся с колен, промокший, но готовый отправиться в путь. Корона лунного света постепенно исчезла с его лба.
Берон снова превратился в Вольвена. Волны подхватили тунику Келума, унося ее в свои глубины.
– В таком виде ты сжаришься в Гелиосе, – сказала я, почесывая Берона за ухом. Он наклонился ко мне.
– В образе Вольвена он сильнее, – заметил Келум.
Я взглянула через его плечо на Кирана. Жрец кивнул.
Пришло время.
Я взмахнула рукой, как это делала мама. Воздух задрожал, появилась рябь. Жар лился с песчаных и каменных улиц Гелиоса. Мы собирались пройти по главной дороге, миновать Дом Солнца и подняться по ступеням храма Сол, где нас уже ждали.
Позади нас показалась Ситали. Она, словно буря, прорывалась сквозь песок.
– Подождите!
Берон зарычал, щелкнув зубами. Его шерсть встала дыбом.
– Нур? – позвала она, замедляя шаги. Сводная сестра перевела взгляд с меня на Гелиос, изображение которого рябило перед нами. – Ты стала Атоном?
Я гордо вздернула подбородок.
Она тяжело дышала.
– Спасибо Сол. Пожалуйста, возьмите меня с собой. Я хочу вернуться домой. – В ее словах слышалось поражение. Отчаяние. – Обещаю ничего плохого не делать. Я просто… Мне нужно вернуться домой, пока не стало слишком поздно.
