За три месяца до этой госпитализации я рекомендовал сиделку, чтобы облегчить жизнь в доме. Она этого не хотела, но семья согласилась, и они нашли медсестру на дому. Кроме того, родственники стали поочередно приходить, чтобы быть с ней и помогать заботиться о ней каждый день. Ей это тоже не понравилось, обычно она заботилась о них, а не наоборот. Мэйбл не могла любить других так, как раньше. В этот раз после госпитализации я обнаружил, что ее показатели ухудшились: вес вырос, в основном из-за накопления воды, потому что ее сердце неэффективно качало кровь, уровень кислорода в крови также упал — это было признаком того, что плевральная жидкость заполнена жидкостью и в крови недостаточный уровень кислорода. Я назначил ей лекарства, способствующие поступлению кислорода, и диету, чтобы помочь организму восстанавливаться, и через несколько дней ее показатели стали лучше, но самочувствие осталось прежним. Однажды утром, когда я пришел проведать ее, она сказала: «Доктор, я ценю все, что вы для меня делаете. Просто мне кажется, что я доставляю слишком много беспокойства». Она была явно обеспокоена. «Не беспокойтесь, Мэйбл, — ответил я, слушая ее легкие и фиксируя вес, -это моя работа — улучшить ваше состояние». На следующий день она все еще жаловалась на одышку и слабость, а уровень кислорода в крови был ниже нормы. Я назначил ей физиотерапию, увеличил подачу кислорода и немного поменял набор лекарств. Ее показатели снова улучшились. Но через два дня ей стало хуже, и ее показатели снова упали. Я начал перебирать варианты: у нее начали отказывать почки? Семья подкармливала ее соленьями? Она принимала неправильные лекарства? Может, ее сердце просто исчерпало свой ресурс? Казалось, все в порядке, но эта закономерность повторилась. На этот раз никакой терапии я не корректировал. Показатели то улучшались, то ухудшались, то снова улучшались. Ее сердечная недостаточность нарастала и спадала почти независимо от моего лечения. Я не понимал, что происходит. «Доктор Джонас, — сказала мне однажды утром старшая медсестра, — я думаю, вы захотите поговорить с семьей Мейбл, особенно с Джейсоном, ее внуком. Он и пастор думают, что она хочет умереть».
Джейсон, как оказалось, поступил в колледж и получил степень по психологии. «Дитя моей любви», — рассказывала Мэйбл о нем, — он просто сидит и слушает меня и не дает мне грустить. Всегда было так». Я запланировал встречу с Джейсоном и пастором. Действительно, они подтвердили, что с тех пор, как я порекомендовал сиделку для ухода на дому, а семья начала приходить, чтобы заботиться о ней, Мейбл жаловалась на то, что является «бременем» и «бесполезной» для семьи. «Лучше мне умереть», — повторяла она. Члены семьи пытались противостоять такому отношению, умоляя ее не говорить этого и настаивая на том, что все ее любят. Кажется, это все только усугубило. Джейсон сказал мне, что с тех пор, как Мейбл госпитализировали, она призналась ему, что она пытается решить, должна ли она вернуться домой или умереть прямо в больнице. По мере того, как члены семьи приходили и уходили, она некоторое время чувствовала себя лучше, но затем вернулась к своим мыслям «я — бремя». Это повторялось вновь и вновь. Я предположил, что у нее была депрессия, и назначил лекарство, поднимающее настроение, но оно подействует всего на несколько недель. Кроме того, оно не решило основной проблемы, с которой она боролась — жить с развитой ХСН. Затем пастор сделал предложение. Если бы мы могли заставить семью согласиться пытаться не опекать Мейбл во время визитов, а искать у нее знания и мудрость — пусть она позаботится о них, возможно, это помогло бы ей снова почувствовать себя полезной. Джейсон согласился. Он предложил некоторым членам семьи не противоречить высказываниям Мейбл, хотя них не было определенного плана, как просить у нее любовь и мудрость. Если врач и пастор были согласны и рекомендовали такой сценарий, он был уверен, что большая часть родственников пойдет на это. Итак, совместно с семьей мы придумали план, как снова позволить Мейбл любить себя. Джейсон и пастор собрали большую часть родни вместе, и те согласились, посещая Мейбл, задавать ей вопросы, связанные с трудностями, которые у них были в жизни, и просить ее делиться своей мудростью. Они договорились спросить ее: «Какое отношение к этому имеет любовь?» — по этому вопросу ей всегда было что сказать. Мы собрали всех вместе, пришлось даже перевести пациентку в другую палату, чтобы вместить всех родных и друзей, которые пришли, их было более тридцати человек. Пастор помолился, а потом семья спросила ее, сможет ли она ответить им. «Ну, — сказала она между тяжелыми вдохами со слезами на глазах, — думаю, я могу попробовать». Пастор к моему удивлению предложил им спеть старую афроамериканскую духовную песню «Не время умирать». Они все знали слова. В течение трех дней показатели Мэйбл стабилизировались, в основном, до того уровня, который был, когда она была впервые госпитализирована и вернулась домой с кислородной маской и строгим режимом приема лекарств. Она прожила еще шесть месяцев и умерла, находясь со своей семьей дома. Она больше никогда не попадала в больницу и использовала свою исцеляющую силу до конца.
Ежегодные затраты на лечение ХСН в США оцениваются в 40 млрд долларов.
Наука о любви и потере
С момента нашего рождения и до самой смерти жизнь наполнена любовью — людьми, местами, домашними животными и увлечениями, к которым мы глубоко привязаны. Жизнь также полна потерь тех же самых людей и увлечений. Наш разум и тело постоянно настороже, в поисках любви и в страхе ее потерять. Мы инстинктивно ищем первое и избегаем второго. От этого может зависеть выживание. Тем не менее, мир одновременно уродлив и прекрасен, он причиняет нам травмы и бывает жестоким, а также побуждает нас к исцелению и состраданию — иногда все это происходит одновременно. Как нам обрести покой перед лицом боли и горя? Как мы можем чувствовать себя цельными, когда сломаны и раз-збиты? Почему мы так стараемся избежать боли, страданий и смерти, даже рискуя потерять полноту жизни? Это нелегкая задача — противостоять страданиям, и почти невозможная, если мы одиноки. Когда приходят болезни и травмы, есть угроза жизни, а наше тело и душа погружены в боль или печали, именно присутствие заботливого человека часто может провести нас через эти страдания к исцелению. Переживание утраты особенно трудно, если наш ранний опыт общения с другими людьми был безразличным, если наши первые начинания в любви были встречены отказом или потерей или, что еще хуже, гневом или насилием. Если переживания в детстве причиняли слишком много боли или травм, наш страх открыться любви может быть слишком сильным, даже когда она взаимна. Более того, именно в процессе разделения наших страданий с другими и исследования наших страхов приходит исцеление и чувство целостности. Ведь имеет особое значение, когда о нас заботятся и когда мы заботимся о других. Мы социальные существа; мы неполноценны без любви. Социолог и доктор Ян Култер, заведующий кафедрой интегративных исследований в области здравоохранения в корпорации RAND и профессор Университета в Лос-Анджелесе, подробно описал научный аспект этого вопроса. Социологи определяют человека как личность, встроенную в социальную сеть психических, физических и личностных взаимодействий. Эта сеть не только определяет нас как личность, но и влияет на то, что происходит с нами на всех уровнях нашего существа, в том числе и в нашем теле. Гарвардский врач и социолог профессор Николас Кристакис и его коллега Джеймс Фаулер суммировали многие из этих влияний в своей книге «Связанный: удивительная сила наших социальных сетей и то, как они формируют нашу жизнь». В ней говорится: «Когда мы глубже изучали социальные сети, мы начали думать о них как о некоем человеческом суперорганизме. Они растут и развиваются. Все внутри течет и изменяется… Видя себя частью суперорганизма, мы можем по-новому понять свои действия, выборы и опыт». Я согласен. Вас определяет не только ваша семья, но даже друзья ваших «друзей» — они влияют на ваше здоровье и счастье, хотите вы этого или нет. Ожирение, курение, инфекции, употребление алкоголя и депрессия во многом зависят от вашего социального окружения, даже если вы не замечаете этого. Это не только помогает нам понять и объяснить, как мы меняемся вместе с другими, но также имеет отношение к индивидуальному исцелению. Если мы посмотрим на человека так, как будто у него два тела, социальное и эмоциональное, и он относится к любой травме этих тел с такой же важностью, как мы относимся к раку или сердечному приступу, мы сможем раскрыть тайну нашего исцеляющего потенциала. Ведь когда мы так поступаем, социальная и эмоциональная сферы исцеления дают нам мощные инструменты для восстановления устойчивости и дееспособности нашего организма.
