На этот раз мы зафиксировали очень значительную статистическую разницу в распространении света и его интенсивности в течение периода намерения и последующего периода по сравнению с измерениями контрольной мензурки. И самым интригующим было то, что большое изменение произошло как раз в течение десятиминутного «окна намерения» по сравнению с периодами перед или после этого. И хотя наших участников было меньше, чем в первый раз, мы получили гораздо более обширный эффект. Очевидно, что размер группы не влиял на результат.
Вы начинаете с того, что делаете определенные предположения, осторожно выстраиваете свои гипотезы, продумываете способ испытать их, а затем садитесь и смотрите, что получилось, и обнаруживаете, что каждое из сделанных вами с уверенностью предположений о вселенной разбито вдребезги.
Из одиннадцати экспериментов, которые нам удалось провести, десять достигли успешных результатов – все, кроме одного, были статистически значимы, – и все же в процессе они перевернули все наши изначальные предположения.
Я пыталась разобраться в том, что же именно мы узнали из всего произошедшего. Мы смогли изменить воду и растения, были ли мы вместе в одной комнате или в различных местах, даже за тысячи километров от нашей цели. И мы воздействовали на вещи нашими мыслями, даже при том, что мы направляли намерение не на саму вещь, которая, конечно же, находилась в отдаленной лаборатории, а только на символ этой вещи: ее фотографию.
Несмотря на то что единственной точкой контакта была фотография на сайте в Интернете, мои участники без труда установили серьезную связь между собой и целью. Групповое мышление, казалось, создавало нелокальную моментальную связь по «экстрасенсорному интернету», где расстояние между участниками уже не имело значения, как и то, что мы работали не с реальными целями, а только с их фотографическим представлением, в каком-то смысле как шаманы вуду с куклой.
В начале наших «Экспериментов по намерению» мы с Гэри действовали исходя из предположения, что важно иметь какую-либо живую связь с целью, поэтому сперва мы настаивали на веб-камере, транслирующей изображение действительной цели на дисплей для всеобщего обозрения.
Но в ходе «Экспериментов на прорастание» и «Водных экспериментов» мы обнаружили, что человеческое сознание может соединяться с виртуальной целью и воздействовать на нее и что такое соединение не менее действенно.
Как с давних пор демонстрируют дальновидцы, имея символическое представление чего-либо, как, например, картографические координаты, сознание может легко устанавливать координаты цели.
Размер группы также не имел значения; группа в сотню человек в одной комнате в Райнбеке за тысячу километров от цели оказалась такой же действенной, как и группы, многочисленней в пять раз. Второй водный эксперимент Короткова имел меньше участников, чем первый, но больший эффект. Расстояние до цели также никак не влияло на результат. Моя австралийская аудитория за 13 000 км от цели в Тусоне, в штате Аризона, достигла эффекта такого же уровня, как и группа «намеревателей», находившаяся в соседнем штате Калифорния. Когда мысли направляют на что-либо, такие факторы, как численность и расстояние, не обязательно играют на пользу.
Другой странный эффект состоял в том, что намерение, похоже, влияло на все, встречавшееся на его пути; когда в изучении намерения были использованы семена, воздействию подверглось в той или иной степени каждое семя, независимо от того, было ли оно целевым. Это также подразумевало серьезные выводы, предполагая, что информация регистрируется живыми объектами из всей внешней среды, а не просто передается между двумя единицами коммуникации.
А наибольшее значение, похоже, имел опыт. Самые впечатляющие результаты мы получили от тех, кто имел большой опыт в направлении сфокусированных мыслей, как, например, опытные медитаторы или целители. Наши самые успешные «Эксперименты на прорастание», когда семена, получившие намерение, вырастали почти в два раза выше контрольных, задействовали мою аудиторию в Хилтон-Хеде, в Южной Каролине, включавшую 500 опытных практиков целительства прикосновением. И кроме того, мы усвоили из «Экспериментов на прорастание» и «Водных экспериментов», что наше намерение работает тем лучше, чем конкретнее мы его формулируем.
Мои скромные эксперименты были весьма просты, можно сказать, элементарны, даже грубы. Но они подразумевали нечто грандиозное.
Они бросали вызов большей части классической физики, построенной на законах движения и гравитации, разработанных Исааком Ньютоном и опубликованных в его «Началах» в 1687 году [25]. Ньютоновские законы описывают четко устроенную вселенную фиксированных и разделенных объектов, действующих в соответствии с установленным порядком во времени и пространстве, и одним из наиболее фундаментальных является его первый закон – идея того, что любой конкретный объект покоится или продолжает движение с постоянной скоростью, пока на него не воздействует внешняя сила. Этот закон представляет собой краеугольный камень каждого из наших уверенных предположений о том, как устроен мир, выражая идею того, что вещи статичны, раздельны и неизменны, пока что-либо физическое, некая сила – нажатие, толчок, резкий удар, – не воздействует на них. В самом деле, все законы Ньютона описывают вещи, существующие независимо друг от друга и требующие какой-нибудь физической, измеримой энергии для изменений, даже для движения.
Однако ничто в моих экспериментах даже отдаленно не напоминало того, что мы можем назвать ньютоновским мировоззрением. Мы ничего не делали с вещами; мы думали о них. Эффекты, зарегистрированные нами, в основном соответствовали непредсказуемым законам квантовой физики, как их впервые определил Нильс Бор и его протеже, немецкий физик Вернер Гейзенберг. Они признавали два фундаментальных аспекта квантовой вселенной. В микроскопическом мире вещи на самом деле еще не есть вещи, а только микроскопические облака вероятностей. Каждая субатомная частица не является некой твердой и устойчивой вещью, а существует просто в виде потенциала любой из этих будущих «самостей» – или в виде того, что известно в физике как «суперпозиция», то есть сумма всех вероятностей.
Теперь наука признает, что внутри загадочного квантового мира физическая материя не является твердой и стабильной – фактически это еще ничто. Единственное, что переводит облачко вероятности во что-то твердое и измеримое, – это вовлечение наблюдателя. Как только ученые действительно наблюдают или измеряют квантовую частицу, это облачко чистого потенциала «свертывается» в одно конкретное определяемое состояние.
Эти ранние экспериментальные открытия квантовой физики, основанные на том, что называется сейчас «эффектом наблюдателя», выдвигали значительное предположение: живое сознание каким-то образом влияет на то, что некий потенциал превращается во что-то твердое и реальное. В тот момент, как мы смотрим на электрон или снимаем измерение, мы помогаем определить его окончательное состояние. Это положение всегда вызывало всевозможные неудобные предположения, величайшее из которых состоит в том, что самым первостепенным элементом в создании нашей вселенной является наблюдающее ее сознание – фактически это утверждает, что ничто во вселенной не существует в виде действительной «вещи» безотносительно нашего восприятия.
