Как только Адамович перестал поддерживать мою голову, та снова упала на грудь, будучи не в силах продолжать держаться самостоятельно. Мышцы превратились в желе, а в голове вместо мозгов плавал вязкий тягучий кисель. Наверное, именно поэтому угроза не подействовала как надо: на тот момент мне было все равно. Как я попала обратно в каморку, не знаю. Ощутила себя уже на тахте, что показалась райским ложем, руки были свободны. Лежала и пялилась бездумно в потолок, радуясь передышке.
Минут через сорок дверь открылась, и в помещение зашел крепкий мужчина с коротким ежиком волос и суровым выражением на лице. Поставил на шаткое подобие столика передо мной эмалированную кружку с водой и тарелку с двумя кусками хлеба и сыром.
– А если в туалет захочу? – хриплым голосом спросила я.
– Вон ведро в углу, – вполне миролюбиво ответил он и, более ничего не добавив, покинул комнату.
Прозвучал шум запирающегося замка, и я опять осталась в одиночестве. Нужно было хоть время спросить, что ли. К кружке с водой я приложилась сразу же, осушив ту за пару глотков. С бутербродами решила повременить, обоснованно опасаясь, что организм после стольких мучений не справится с твердой пищей. Сморивший меня сон решил проблему выбора радикально: бутерброды достались мухам, а я уплыла туда, где нет никаких проблем, а что еще лучше – Алика с нездоровыми садистскими наклонностями.
Проснулась от лязга замка. Все тело болело после общения с новыми знакомыми, чтоб им провалиться, а Алибабаевичу еще и миллионы свои растерять, и мужчиной остаться лишь номинально, то есть – только по паспорту. Неудобная тахта с проваленными пружинами восстановлению организма не поспособствовала по причине абсолютной профнепригоности, я бы такую даже собаке не поставила. Тусклый свет от единственной лампочки раздражал всю ночь, заставляя себя чувствовать, словно в плацкартном вагоне. Неумытое лицо и нечищеные зубы, словно вишенка на торте, венчали и без того потрепанный образ и портили паршивое настроение еще сильнее. Впереди ждала неизвестность и вряд ли хоть что-то приятное, если только это не Мороз вовремя подоспел на помощь и отпирает дверь, спеша вызволить меня из неволи. Во что, вопреки врожденному оптимизму, уже верилось слабо. Короче, утро выдалось так себе.
Вместо Никиты, ядовито скалясь, меня приветствовал Алик. С утра его оплывшая рожа выглядела еще омерзительней.
– Соскучилась, голуба?
– Ага, ни есть, ни спать не могла, – пробурчала, кое-как садясь на постели.
– Какая языкастая, даже не терпится скорей послушать, чем порадуешь. Скажу по секрету, Андрей-то рассчитывает, что сегодня ты будешь сговорчивей, а вот я с ребятами наоборот, буду сильно рад тебе помочь, если вдруг за прошедшую ночь ты ни до чего не додумалась.
– От души надеюсь, что ты не рассчитаешь силы и прибьешь меня раньше, – вполне искренне ответила я, потирая синяк на щеке.
– Кто ж тебе мешает, надейся, – Пузатый хмыкнул, приблизился ко мне и рывком поднял с тахты.
Тело меня практически не слушалось, так что он без усилий сложил мои руки спереди и сковал очередной пластиковой стяжкой. Знакомым маршрутом мы добрались до вчерашней допросной комнаты. Под ложечкой засосало, ибо, что говорить Адамовичу, я так и не придумала, а внутри нас уже ждали.
– С добрым утром, как спалось? – начал светскую беседу похититель, который выглядел не в пример мне свежо и бодро.
Я хмуро глянула на мужчину. К чему слова, если и так все ясно?
– Вчера ты была разговорчивей, – усмехнулся тот. – Что ж, если настаиваешь, перейдем сразу к делу.
Алик приткнул меня на стул, отходить в сторону не стал.
– Итак, готов выслушать соображения насчет моей сестры.
– Их нет, – развела бы я руками, да не смогла.
– Плохо, я думал, все будет быстрее, – потер свежевыбритый подбородок Адамович. – А поскольку слов на ветер я не бросаю, оставляю вас наедине, – кивнул Пузатому, а потом действительно вышел и закрыл за собой дверь.
– Даже не представляешь, как я рад, что ты меня не разочаровала, – счел нужным поделиться Пузатый, расстегивая ремень.
– Надеюсь, тебе не понравится, – только и смогла прохрипеть я.
Оставшись в одних боксерах, облепивших крепкие ляхи, урод вышиб из-под меня стул и опрокинул на пол, выбив весь воздух из легких, взгромоздился сверху и сдавил ногами. Хорошо хоть руки были скованны спереди, а иначе перелом обеих кистей мне был бы обеспечен. Я извивалась, как могла, лишь бы не сдаться подонку без боя.
– Какая горяченькая, – похвалил он и впился в мой рот сальными губами.
Единственное, что могла сделать на тот момент – сомкнуть челюсти и укусить урода. Кажется, получилось что надо – с воплем «ах, ты, сука!» Пузатый влепил мне по лицу. Затылок тут же впечатался в кафельный пол, в глазах в который раз за последнее время потемнело, а на языке я почувствовала привкус крови – садист похоже разбил мне губы.
Пузатый тем временем успел стянуть мои пижамные штаны до колен и принялся рвать футболку.
– Пусти меня, урод! – пыхтела я, извиваясь.
– Люблю, когда девочки сопротивляются, – хохотнул тот в предвкушении.
– Потому что по-другому тебе не дают, – раздался позади нас голос. Самый родной и лучший голос на свете!
Пузатый, не ожидавший появления кого-то еще, обернулся. Я рвано выдохнула, испытывая радость и облегчение от миновавшей доли, и одновременно боясь поверить в собственное счастье.
– Слезай с нее, – приказал Ник и наставил черное дуло пистолета на урода. Тот отер вспотевший лоб.
– Воу-воу, спокойно, мы просто развлекались. Так ведь, малышка? – Алик поднял руки вверх.
– Не заставляй меня повторять дважды.
Жирный ублюдок освободил, наконец, мое тело от недюжинного веса. Тут же схлопотал пулю под мой вскрик и повалился на пол аккурат рядышком со мной.
– Не хотел, чтобы он придавил тебя, – улыбнулся Мороз, а я заревела, трясясь в лихорадке.
– Тише-тише, все уже кончилось, – Никита сунул пистолет за пояс брюк, подхватил меня на руки и опустился вместе со мной на стул, что стоял возле стены.
Глава 17
Я всхлипывала и подвывала, дрожа всем телом и тычась Морозу в основание шеи, не беспокоясь, что слезы и сопли могут доставить тому неудобства. Скованными руками я, как могла, изо всех сил цеплялась за футболку, обтянувшую торс мужчины. От Никиты пахло свежим воздухом и чистой кожей, темная, слегка отросшая щетина колола мне щеку.
– Все хорошо, уже все хорошо, – повторял он, гладя меня по спутанным волосам.
Не знаю, сколько мне понадобилось времени, чтобы хоть как-то успокоиться, может полчаса, а может и все три. Мороз беспокойства не проявлял, так что я использовала возможность на полную катушку. Наконец, я перестала вздрагивать и затихла, спрятав лицо у того на груди.
