Если честно, увидев серьезную оборону лагеря, я поник окончательно. Сколько здесь человек, если они одновременно могут выставить в караул пять-шесть солдат? А еще Полиграф впроброс говорил что-то про патрули. Получается, у него тут минимум порядка трех-четырех десятков человек. Ладно, допустим, что в лучшем случае бойцов будет половина. К себе под крыло Полиграф брал не по силовому признаку, а руководствуясь принципом «врет-не врет». Получается, здесь должен быть и балласт. Те, кто обслуживают эту ораву — готовит, убирает, стирает. Вот только почему-то эта информация меня не обнадеживала.
Я сам себе удивился. Понятно, что почти каждый человек воспринимает успехи соседа, как невольный укол собственной гордости. И даже задает вопрос: «Почему я так не смог?». Но ведь мы чисто теоретически могли стать еще и союзниками. Наверное, меня коробило только то, что силы здесь не равны. Потому так или иначе, Полиграф всегда будет иметь больший вес в нашей коалиции. Если она вообще будет.
На первом посту караульный доложился по форме. Мол, все хорошо, за время несения дежурства никаких происшествий не случилось. Потом они перекинулись еще парой фраз, после чего мы преодолели баррикады и продолжили движение. Я отметил одну маленькую деталь, несмотря на явное любопытство караульного к нашей группе, единственное, что он позволил себе сделать — искоса взглянуть на нас. И все. Даже вопроса никакого не задал. Вот это дисциплина. Вот так и надо.
С другой стороны, не факт что со своими так бы прокатило. Полиграфу повезло с военным костяком. Глядя на них, подтягивались и остальные. Мы же и вовсе начали общение со Слепым и Громушей со взаимных подколок. Момент, что называется, был утерян.
Вблизи высотка оказалась и вовсе неприступной крепостью. Окна трех нижних этажей были забиты наглухо. Полиграф похвастался, что они еще и забаррикадировали каждое мебелью, на всякий случай. Хотя похвастался ли? Может, предостерег от необдуманных действий? В общем, проникновение извне сразу отметалось. В надвигающихся сумерках башня с освещенным окнами смотрелась, как последний оплот цивилизации.
Двор небольшой, расчищенный, с кучей парковочных мест. Думается мне, что тут раньше и машины стояли, но именно из них военные возвели баррикады. Между основаниями железных лестниц и перекладин, по которым когда-то лазили дети, были натянуты веревки с сохнущим бельем.
Напротив заселенного дома стоял его близнец. С той разницей, что его окна лишь отражали блики света соседа. Я обратил внимание, что первые этажи тоже забиты наглухо, а единственный вход завален. Видимо, на всякий пожарный случай.
Кстати, за честь наших женщин тоже можно было не переживать. Во дворе я встретил сразу парочку довольно приятных тетенек. Одной оказалось чуть за сорок, другой и тридцати не было. А груди последней могла бы позавидовать не только Кора, но и Гром-баба. В общем, смотришь и глаз радуется. Увидев нас, женщины кивнули Полиграфу и скользнули в дом.
— Ребята проведут вас, — сказал Полиграф. — Располагайтесь, отдыхайте, с тобой, Шипастый, мы еще попозже поговорим, если ты не против.
— Конечно, — пожал я протянутую руку, понимая, что это нисколько не предложение.
— Борзой, Снежок, Киля, Барс, Фонарь, их на седьмой этаж, во времянку.
Я окинул взглядом хмурых парней. Многовато людей для простого сопровождения. Само собой, вслух ничего не произнес.
Борзой с еще одним бойцом пошел вперед, дав нам знак следовать за ним. Оставшаяся троица замкнула процессию. Нет, это не сопровождение гостей, а конвоирование пленных. Нам разве что браслеты на руки не надели. И что самое главное, вот теперь рыпаться уже поздно. Можно, конечно, было попробовать по пути сюда, хотя там шансы на выживание тоже представлялись мне не совсем высокими.
Теперь же я принял самое добродушное выражение лица, на которое только был способен. Посмотришь на такое и подумаешь, что это отпускник идет с пляжа в отель, мечтая о том, как сейчас выпьет разливного пива. Стакан будет приятно холодить пальцы, а по тонким запотевшим стеклам побегут капельки влаги.
От представления подобной картины у меня даже ком в горле встал. Как же выпить хочется.
По пути я отмечал для себя множество мелких деталей. К примеру, домофонная дверь все время была открыта. Но внутри к железу оказалась приварена ручка, которая, судя по отставленной здоровенной палке, выступала в роли ставень для засова. Думаю, на ночь муравейник закрывался наглухо.
— Лифт не работает, — махнул рукой Борзый, — так что топаем ножками. Давайте не оставайте, ждать не буду.
Хотелось хорошенько ударить этого мастера вести диалоги, но я лишь улыбнулся. Видал я таких, необстреленных, думающих, что весь мир принадлежит им. Живут с серебрянной ложкой в жопе, считают, что окружающие до смерти будут носиться с ними. А потом бах, и армия. Кто отмазаться не смог, кого назло отправили, потому что на гражданке с ними спасу не было. И приходит такая сыночка-кровиночка, которая считает, что все вокруг ему должны по факту рождения. Хуже бабы, честное слово. С бабой, особенно, если она красивая, хотя бы известный бартер может быть, пусть я и не любитель избалованных принцесс. А с этого что возьмешь?
Думаю, и Борзый был из таких. Учитывая, что он попал к Полиграфу, тот явно сгладил самые острые углы характера. Однако оказалось, что мерзавец все равно не подарок. Ладно, в случае чего, убью тебя первым.
Наш подъем до нумеров предстал бесплатным спектаклем для жителей высотки. В отличие от дозорного, посмотреть на новеньких выходили почти все. Я даже слышал возбужденные крики этажами выше.
И ладно, пусть смотрят. Жалко, что ли? Я тоже времени зря не терял. Улыбался встречным с видом полного идиота, а сам укладывал в голове все детали, которые могли помочь в нашем выживании.
Первые три этажа нежилые. Скорее всего, используются для хозяйственных нужд. Конечно, немного напряжно каждый раз подниматься хрен знает куда с неработающим лифтом. Однако Полиграф рассудил, что небольшие физические нагрузки, вкупе с дополнительной безопасностью, станут лучшими спутниками военных. К тому же, думаю, вряд ли здесь есть люди, для которых подъем на четвертый-пятый этажи каждый день станут проблемой. Человек даже к виселице привыкает, а тут сущие пустяки.
— А что на первых трех этажах? — как бы невзначай спросил я Борзого, когда мы остановились между пролетами четвертого и пятого этажей, чтобы дождаться остальных.
— А тебе не похер? — отозвался Борзой.
— Было бы похер, не спрашивал, — ответил я, борясь с желанием спустить с лестницы этого наглеца.
— Не твоего ума дело.
— Борзой, ты варежку бы захлопнул, — сказал высокий худощавый мужичок, которого Полиграф назвал Килей.
— Меня Полиграф главным назначил, — попытался возразить Борзой.
— Ага, а потом ты проснулся.
Стоящие на этаже местные засмеялись. Видимо, наглый мужик «нравился» не только мне.
— Он такое лишь с пьяных глаз мог сделать. А Полиграф не пьет.
