‒ Я так понимаю, очень личные вопросы волнуют больше всего? ‒ прыскает Глеб, отчего подруга мгновенно становится пунцовой, отводя взгляд.
‒ Нет, ‒ прокашливается, ‒ просто спросила. Мне, в общем-то, не очень интересно.
‒ Ну, да, ‒ Глеб хмыкает и обращается ко мне: ‒ А вас, личные вопросы Ильи тоже интересуют?
‒ Не интересуют. ‒ Достаю из кармана телефон, чтобы прочесть входящее сообщение, но закатываю глаза, когда вижу от кого оно. ‒ Мне бы со своими разобраться… ‒ бурчу под нос, удаляя очередное пожелание доброго утра от Олега.
‒ И откуда у вас столько проблем, Ар-р-рина?
‒ Не ваше дело, Глеб. Вы водитель? Вот и сосредоточьтесь, пожалуйста, на дороге, ‒ стараюсь произнести просьбу максимально корректно, но высказывание настолько резкое, что режет слух и взгляд мужчины мгновенно темнеет, сжигая меня за считанные секунды. Я поплачусь за это короткое замечание, а способ он выберет сам, не посвящая кого-либо в детали.
Остаток пути проходит в молчании под звуки радио, которое Глеб делает громче, видимо, чтобы Настя больше не пытала его вопросами об Илье. Как только подъезжаем к знакомому зданию института, Настя выскакивает, как ошпаренная, не дождавшись меня.
‒ Надолго? ‒ короткий вопрос от Глеба.
‒ Две пары и работа над дипломной работой ещё на час, может, дольше.
‒ Ждать не буду.
‒ Но… ‒ пытаюсь возразить и не успеваю возмутиться, когда Глеб исправляется.
‒ Ждать не буду. Поеду по своим делам. Набери меня, как освободишься. Телефон дай.
Протягиваю мобильник, и Глеб сразу же открывает список контактов, чтобы добавить свой номер. Быстро перебирает пальцами по экрану, протягивает мне телефон со словами:
‒ Подпишешь сама.
‒ Хорошо, ‒ расплываюсь в заговорщической улыбке, но мгновенно ловлю на себе недовольный взгляд.
‒ Не смей писать Глебушка.
‒ Мой телефон ‒ как хочу, так и пишу. Хоть Глебушка, хоть Глебусик, а захочу и Глебчик напишу, ‒ и в этот момент хочется показать ему язык, но мужчина фиксирует ладонью моё лицо и клацает зубами перед самым носом.
‒ Накажу!
‒ Любое твоё наказание меня не пугает.
‒ Уверена?
‒ Да, ‒ отвечаю не задумываясь, потому что насильно выйти замуж за Олега, выполнив приказ отца, куда страшнее любого наказания, придуманного Глебом. ‒ Вряд ли ты переплюнешь моего отца.
‒ Всё так плохо?
‒ Ещё хуже. ‒ Вырываюсь из крепкого захвата, скидываю его ладонь и открываю дверь. ‒ Я позвоню.
Хватаю Настю, которая уже активно беседует с каким-то парнем и тащу ко входу.
‒ Что обсуждали?
‒ Что? ‒ отзываюсь эхом, не уловив суть вопроса.
‒ С новеньким что обсуждали? ‒ Оборачивается и кивает на машину.
‒ Мой график. Он пока привыкает к расписанию. Первый день же.
‒ А кажется, что не первый.
‒ В смысле? ‒ Резко останавливаюсь, вглядываясь в лицо подруги. Прокручиваю всю поездку, убеждаясь, что никаким образом не выдала себя.
‒ Арин, он так смотрит…
Следую за взглядом Насти, чтобы, нервно сглотнув, остановиться на фигуре Глеба. Он курит, опершись на машину и безотрывно сверлит меня взглядом, быстро делая затяжки. Белая рубашка резко контрастирует с чёрными брюками и классическим пальто, обтягивающем потрясающую фигуру. Пробегающие мимо студентки, нагло облизывают его взглядами, откровенно заигрывая, но Глеб, словно не замечает ничего вокруг, сосредоточившись лишь на единственном объекте.
‒ Тебе показалось. Идём. ‒ Тащу Настю за руку, чтобы как можно быстрее скрыться из поля зрения моего нового охранника.
Глава 12
Все мои мысли сосредоточены на Глебе настолько, что следующие несколько часов я не могу уловить ничего из того, что говорит преподаватель, объясняя сложные вопросы и настраивая на подготовку к итоговым экзаменам. Его слова проносятся прозрачным фоном, проскальзывая мимо и не задерживаясь в моей памяти.
Появление Глеба всколыхнуло, похороненные мною под толстым слоем пыли, воспоминания и эмоции, которые, казалось, уже сошли на нет, смирившись с невозможностью встречи. Но по закону жанра, как только начинаешь чувствовать твёрдую почву под ногами, жизнь обязательно докажет, что не ты хозяин собственной судьбы, умело управляющий кораблём под названием «я так решил». И, если кажется, что всего-то и стоит просто выбрать более рациональный путь, на самом же деле, даже самая прямая, на первый взгляд дорога, обязательно имеет едва заметные ответвления, которые и определяют, сколько выбоин и кочек окажется у тебя под ногами.
В моём случае, кочка только одна ‒ Глеб. Даже не кочка ‒ холм, или же гора, так беспардонно и неожиданно ворвавшаяся в мою скучную жизнь. Почти смирившись с навязанным браком, сейчас я, словно стою на отвесной скале, желая, чтобы на дне пропасти оказался Глеб, способный удержать во мне крупицы веры на банальный хэппи энд.
Но я уже не маленькая, чтобы верить в волшебство, а Глеб не принц, который примчался вырвать меня из лап чудовища, он, скорее, дьявол, способный подчинить себе лишь взглядом и мимолётным прикосновением, уничтожая мою волю в зародыше.
И я солгу самой себе, если стану отрицать, что не желаю повторения той ночи, когда мысли плавились от его поцелуев, а стоны затмили всё происходящее вокруг. Тогда мне было хорошо. Тогда я была счастлива по-настоящему. Обманутая, преданная, отчасти разочарованная, потянулась за Глебом, без оглядки утонула в незнакомом мужчине, который так мастерски прочёл меня и поделился своим теплом, подарив немного себя.
После занятий топаю к куратору, чтобы выслушать претензии к моей работе, но вновь утопаю в собственных мыслях, и Елена Владимировна снова и снова окликает меня, возвращая в реальность. В конце концов ссылаюсь на недомогание, и даже изображаю лёгкий кашель, и она, махнув рукой, отпускает меня с миром, а точнее, исправлять недочёты. Ещё бы вспомнить потом, что она говорила…
Набираю Глеба, и услышав короткое «понял», тяну за собой Настю, чтобы подождать на привычном для нас месте около института. Ждём около получаса, пока возле нас не останавливается белый внедорожник, и только в этот момент понимаю, что Глеб возит нас на своей машине. А автопарке фирмы напряжёнка с транспортными средствами? Через двадцать минут высаживаем Настю, и я снова остаюсь с ним один на один, сжимаясь до практически незаметной точки на заднем сидении.
Я ещё не поняла, как он настроен по отношению ко мне ‒ границы не определены, а черта не обозначена. Возможно, Глеб прощупает, насколько живы мои воспоминания и возможно ли продолжение начатого в его квартире полгода назад. Но я тут же одёргиваю себя, напоминая, что эта каменная глыба, вероятно, вообще ничего не чувствует, и его самолюбие ликует, когда я тянусь к нему в ожидании ласки.
