‒ Прекрати, ‒ тяжело дышит, отстраняясь, ‒ нас могут увидеть. Сейчас сюда придут, ‒ стонет, ‒ мой муж…
‒ Уже здесь, ‒ стягиваю с неё футболку и спускаюсь к поясу джинсов.
‒ Здесь? ‒ резко делает шаг назад, выставляя перед собой ладонь. ‒ Что значит ‒ здесь?
‒ Котёнок, не беси. Сюда иди, ‒ наступаю, отодвигая к стене. Расстёгиваю рубашку, стаскиваю по плечам, с удовольствием ловлю на себе взгляд восхищения. Я уже забыл, как она умеет смотреть на меня. ‒ Здесь, значит, перед тобой, ‒ расставляю руки и делаю поворот вокруг своей оси. ‒ Пора исполнять супружеский долг. Одним разом ты не отделаешься.
‒ Ты… ты… ты мой муж?
‒ Да. Сама ведь подпись поставила на брачном договоре. Чему удивляешься? ‒ точно знаю, что мелкая подписывала под давлением, скорее всего, не осознавая важности документов. Плевать, оспорить не позволю.
‒ Я не знала, что мне подсунули!
‒ Теперь знаешь. Даже можешь посмотреть, ‒ подхватываю бумаги с кровати, протягивая Арине.
Внимательно читает, взгляд прыгает по буквам, а когда спускается до двенадцатого пункта ‒ охает.
‒ Это незаконно! ‒ топает ножкой.
‒ Ты моя жена навечно. Смирись, ‒ хмыкаю.
‒ У человека есть права. Каждый имеет законную возможность развестись.
‒ Ты ‒ нет. Чтобы больше я этого слова не слышал. Поняла?
Зелёная дымка пылает злостью, направляя в меня яростный запал. Так она ещё сексуальнее, о чём мне напоминает ниспадающий стояк и потребность взять её прямо сейчас.
‒ Не поняла, ‒ бросает в меня бумаги. ‒ Ещё месяц назад ты чётко и понятно донёс свою точку зрения: брак и семья не для тебя, а дети вообще ненужный элемент, в котором ты не нуждаешься.
‒ Я передумал.
‒ Передумал? Так просто? Быстро же ты переобулся, ‒ пищит, размахивая руками.
‒ Подкорректировал собственные убеждения.
‒ Ты? Ты эгоистичный и чёрствый сухарь, ‒ бросается определениями, заставляя злиться. ‒ Неспособен на нежность и заботу, тепло и чувства. Только секс. А мне этого мало, понял? Мало! ‒ срывается на крик. ‒ Я хочу другого. Чтобы всё глубоко, по-настоящему, серьёзно. Но ты так неспособен, умеешь только пользоваться и выбрасывать. Идёшь дальше, переступая через то, что больше не привлекает. Так что, вали к чёрту, Новицкий! Я лучше выйду замуж за другого, ‒ срывается с места, пытается проскочить мимо меня.
Вовремя перехватываю, сжимая брыкающуюся малявку и вместе с ней падаю на кровать, основательно придавив собственным телом. Извивается и пыхтит, стараясь вырваться, злится, от чего становится ещё прекраснее. Я и раньше всё это видел, только сейчас всё чувствуется в разы острее. Ещё несколько минут сопротивления и, выбившаяся из сил Арина, обмякает подо мной.
‒ Ты… ты… я же не нужна тебе. Не нужна, ‒ глаза наполняются влагой, терзая меня. И когда я стал так восприимчив к её слезам? ‒ Наиграешься в мужа и уйдёшь, чтобы наполниться новыми впечатлениями. А я? Я ведь люблю. Только чувства мои тебе не нужны, потому что ты…
‒ Люблю, ‒ чёртовы пять букв обрушиваются неожиданностью.
‒ Повтори, ‒ шепчет.
В карих глазах мерцает чувство тревоги, уступая место заметному облегчению. Приближаюсь к её лицу и выдыхаю в губы:
‒ Люблю.
‒ Ещё.
‒ Люблю.
‒ Ещё!
‒ Котёнок, ты только что истратила свой трёхлетний лимит на слово «люблю». Советую быть более осмотрительной в желаниях.
‒ Ах ты, ‒ замахивается рукой, но я вовремя успеваю перехватить неугомонные конечности, и завести над головой, скрестив.
Достаточно одной ладони, чтобы удерживать её руки, а второй стягивать джинсы вместе с бельём с неё, а затем и с себя. Пары минут хватает, чтобы избавиться от тряпок и прильнуть к обнажённому пылающему телу, готовому сдаться.
Терзаю пухлые губы, одновременно лаская влажные от возбуждения складки пальцами, взамен получая тихий стон. Она тоже скучала. За Арину говорит дрожащее тело и острые ноготки, впивающиеся в мою задницу. Нетерпеливо расталкиваю бёдра и врываюсь одним толчком, заполнив влажную узость. Каждое движение бёдрами сопровождается её всхлипами и нежным шёпотом с таким важным сейчас «я твоя». Приподнимаюсь на локтях, тону в порочном глубоком взгляде. Тянется к губам, выклянчивая ласку и почти мурчит, а я наслаждаюсь, как Котёнок отзывается на меня, медленно уплывая в беспамятство и закатывая глаза.
Твою мать, какая красивая. И теперь моя.
Взрывается, бесперебойно пульсируя и выгибаясь дугой. Тону в ней, когда рвано кончаю в горячей глубине и утыкаюсь носом в шею, чтобы собрать каждый вздох моей девочки. Мир расплывается, пока мы оба остываем, восстанавливая сбившейся ритм сердца. Падаю на спину, притягивая Котёнка и не отрываясь от искусанных губ, требуя поцелуй. Спокойно и тихо, лишь размеренное дыхание Арины нарушает идиллию.
‒ Глеб, ‒ поднимается выше, внимательно смотрит, ‒ ты… ‒ прячет взгляд, сомневаясь, ‒ ты в меня кончил. Ты раньше…
‒ Пункт двадцатый читала? ‒ приподнимаю бровь, не веря, что Котёнок дальше двенадцатого не посмотрела.
‒ Нет, а что там?
‒ Там два спиногрыза, которых ты мне должна. Уверен, я попаду в яблочко с первого раза.
‒ Это не шутки, ‒ становится серьёзной. ‒ Ребёнок ‒ это маленький человек, за которого родители несут ответственность. А ты говорил, что не хочешь…
‒ Хочу, ‒ обрываю. Что ещё мне нужно сказать, чтобы Арина поверила в серьёзность того, что сейчас происходит с нами, с нашими семьями?
‒ Ты ведь не знаешь, что такое дети. Не знаешь, как ухаживать, воспитывать, что делать…
‒ Ты научишь. А тебя мама. Моя или твоя, не важно. Так?
‒ Да.
Моя неугомонная успокаивается, укладываясь на моей груди. Рано. Мы только начали, и до утра намерен неоднократно работать над пунктом двадцать.
‒ Скажи ещё раз. Чтобы я поверила.
‒ Что именно?
‒ Слово на букву «л», ‒ водит пальчиком по животу, спускаясь ниже.
‒ Четырёхлетний лимит тратим, Арина Демьяновна?
‒ Угу.
‒ Люблю тебя, Котёнок.
Глава 36
Арина
Открыв глаза, не сразу понимаю, где именно нахожусь, но воспоминания о ночи примирения мелькают перед глазами, вызывая улыбку. Водоворот событий последней пары недель завертелся с такой силой, что, вероятно, ещё некоторое время потребуется на осознание и принятие произошедшего.
