Я не видел Алину, но готов был спорить, что сейчас ее свободная ладонь лежит на груди. Как раз там, где билось сердце.
— Наверное, я неизлечим, — пришлось сознаться. — Вот ты встряла!
— Хроник! — подтвердила эта чудесная женщина. — Но я, кажется, нашла способ, как с гарантией заставить тебя отдыхать всю новогоднюю ночь.
— Ты уже оценила мою кровать? Как тебе матрас? Думаешь, ночь продержится?
— Не-е-ет. Я познакомилась с твоими потрясающими соседями, и они даже пригласили нас к себе на Новый год.
За спиной у меня никого не было, управляющий тоже вышел минуту назад. Но все равно — по голове словно лопатой ударили.
— А какие соседи? Справа от крыльца. Или слева?
Настроение принялось стремительно катиться к отметке «ноль».
— Со стороной могу запутаться. Географ из меня так себе. Но разговаривала я с Татьяной Егоровной. Совершенно изумительная женщина! — восхитилась Алина. — Она передала, что нас ждут и обидятся, если не придём. У них будет и ёлка, и праздничный стол, и живая музыка… Ты не против, что я согласилась?
Последнюю фразу Алина произнесла так тихо, будто боялась услышать ответ.
— Я не планировал ни к кому идти. Мы ведь хотели отметить вдвоем.
Лучше было сказать ей «нет» и не дурить нам обоим голову, но что-то удержало.
— Но мы хотя бы на часик?
— Алин…
— Пятнадцать минут. Поздравим и потом уйдем.
— Солнце…
— Она обидится.
Последний аргумент прозвучал как выстрел. Контрольный. В лоб. Все мои аргументы столпились в голове, совсем как работники в коридоре. Но против этого «обидится» я был безоружен.
— Я куплю что-нибудь в подарок по дороге. Но мы только поздравим и уйдем, — пока из меня не свили макраме, пришлось поставить свои условия.
— Я тебя люблю. Знаешь?
Грустный тон в трубке сменился на радостный. Слушать его такой было настоящим удовольствием.
— Знаю. И я тебя.
Поводов для волнения вроде бы не было. Вряд ли пара минут с соседями могла как-то повлиять на наш праздник. Но словно заноза, какая-то мысль упрямо застряла на подкорке.
— Жду, — бросила на прощанье Алина.
А я закрыл глаза и шумно выдохнул. Прогоняя нелепые мысли, какие-то дурацкие ощущения и полузабытые воспоминания.
***
С новогодним настроением в этом году совсем не ладилось. Чтобы купить подарки, пришлось отстоять огромную очередь. Потом еще полчаса я проторчал в пробке. А когда приехал домой, на столе ждала записка: «Меня увели праздновать. Никакие просьбы не помогли. Буду ждать тебя у соседей».
Всю дорогу я еще надеялся уговорить Алину остаться дома. Придумывал аргументы. Но теперь с надеждой пришлось распрощаться. Вместо того чтобы снять с себя галстук и устроиться перед камином, я поменял рубашку и подхватил подарки. А вместо того чтобы притянуть к груди будущую жену — пошел в чужой дом давить из себя радостную улыбку.
Как вскоре оказалось, не один я был таким «счастливым». СанСаныч встретил меня у порога депутатского дома примерно с тем же выражением лица, которое я видел в зеркале перед уходом. Даже Демон за сеткой вольера выглядел точь-в-точь как начбез.
Никогда раньше я не интересовался, сколько им обоим лет. А тут впервые задумался. СанСаныч хоть и выглядел лет на пятьдесят, был того же возраста, что и мой отец. Они вместе служили и знали друг друга с детства.
С возрастом собаки дела тоже обстояли странно. Иногда мне казалось, что Демон был здесь всегда, как и сам начбез. В какой-то прошлой жизни он, еще молодой и безбашенный, наотрез отказывался давать мне лапу. А стоило кому-то из охраны выпустить его из вольера, носился за всеми подряд. Даже за меленькими перепуганными девочками.
— Здорова, Лаевский.
Пока я вспоминал далекое прошлое, СанСаныч разморозился и соизволил со мной поздороваться.
— И тебе не хворать.
Я встал рядом с этим высоченным мужиком и вдохнул хвойный морозный воздух. Пожалуй, только ради этого аромата можно было селиться в поселке. В загазованных Москве или Питере о такой свежести оставалось лишь мечтать.
— Хозяйка говорит, ты жениться собрался. — СанСаныч похрустел шеей и искоса глянул на меня.
— Татьяне Егоровне только в Моссаде* работать или МИ-6**.
— Она женой Петровича служит. Думаешь, это проще?
— Вряд ли.
Я посмотрел на новенькую машину депутата, которую водитель как раз загонял в гараж. И усмехнулся.
— Но в любом случае, с помолвкой тебя, — начбез сегодня был как никогда разговорчив.
— Спасибо.
— В Питер хоть не переезжаете?
— Нет. Только на Новый год приехали. Дома побыть.
— Дома побыть — это правильно. Дом — это корни. Иногда надо бывать. А что не переезжаете — хорошо. Нечего вам тут делать.
Возможно я ошибался, но последняя фраза прозвучала двусмысленно. Вообще весь наш разговор напоминал беседу двухлетней давности. В такой же снегопад. На таком же крыльце, только не депутатского дома, а моего. Дежавю какое-то.
Додумать эту мысль мне не позволили. Словно узнал, все что хотел, СанСаныч похлопал по плечу и, не прощаясь, направился к домику сторожей. Такой же молчаливый, как и его пес. И такой же хмурый.
***
В самом доме атмосфера веселья сбивала с ног прямо у порога. От шума, музыки и ярких украшений рябило в глазах и звенело в ушах. От количества незнакомых или слишком знакомых лиц головная боль потихоньку начала сдавливать виски. Лишь твердая убежденность, что мы с Алиной здесь ненадолго удержала от позорного побега.
Нужно было переждать. Передать подарки. Найти Алину. И, выдержав свои пять, минут, отправиться в закат.
План казался простым до безобразия. От него на мгновение ослабла даже невидимая удавка на шее. И я смог, наконец, присмотреться внимательнее.
Первой в глаза бросилась, конечно же, хозяйка. Татьяна Егоровна сверкала золотом и бриллиантами, словно вторая елка, а ее звонкий хохот, вероятно, был слышен даже в вольере.
Николай Петрович не отставал от жены. Депутат цвел как майская роза. Свежий загар скашивал ему минимум десяток лет. А зычный бас, как с трибуны, так и заставлял прислушиваться.
На фоне этих двоих остальные гости неумолимо мерки. Лишь редкие единицы заставляли взгляд останавливаться на себе, но никого из них я не знал.
Ни длинноногую блондинку со здоровенным парнем. Они смотрели друг на друга искоса, жарко, будто не знали, придушить или зацеловать.
Ни высокого, похожего на последнего Джеймса Бонда мужика, который ни на шаг не отступал от хозяйки дома.