Со стороны могло показаться, что мы планируем банкет в честь новой победы на выборах, а не день рождения приемной дочери депутата. От количества пригласительных открыток и известности фамилий на них голова шла кругом.
СанСаныч только хмурил брови, когда я рассказывала о планах родителей. А Демон тряс ушами, будто даже слышать такое не хотел.
Я с трудом успевала с учебой и с подготовкой к торжественному событию. Спать было некогда. Поесть забывала. А в сам день рождения на меня навалилась такая усталость, что Татьяне Егоровне пришлось буквально толкать меня до машины и всю дорогу тараторить, чтобы я не уснула.
Темы для разговоров она находила с ювелирной… даже снайперской точностью.
Только я начинала зевать, «мама» интересовалась, не хочу ли я перебраться в отдельную квартиру в закрытом охраняемом комплексе и попробовать жить самой. Словно до этого в школьных интернатах дела обстояли как-то иначе! Или я не понимала, что это будет комфортная казарма для сна, еды и учебы. Без гостей!
А когда у меня начинали закрываться глаза, Татьяна Егоровна рассказывала о важных гостях, которым мне сегодня предстоит улыбаться до глубокой ночи.
Более мучительную пытку и придумать было сложно, но на фамилии Лаевский меня словно ударом тока прошибло.
— Лаевский… Никита?
Я ушам своим не поверила. Нашего соседа я не видела уже шесть лет. Как раз со дня, когда он принес мне комплект для рисования.
Тогда «родители» так и не смогли устроить с ним шашлыки. А я так и не поблагодарила за подарок. Он уехал через день после моего спасения.
Лишь месяц спустя от СанСаныча удалось по секрету узнать, что с его родителями произошел несчастный случай, и вряд ли ближайшее время Никита сможет вернуться домой.
— Да, Никита наконец смог справиться со всеми проблемами, — вещала «мама», — и теперь будет чаще бывать в наших краях.
— А у него были какие-то проблемы?
Я не стала выдавать начальника охраны. Одного случая в прошлом вполне хватило, чтобы понять, как сильно приемная семья «дорожит» своими работниками. Но и не спросить не могла. Вдруг было что-то еще, чего не знала.
— У него шесть лет назад погибли родители. Официальная версия смерти — какие-то проблемы при погружении с аквалангами. Кажется, дайверское оборудование было неисправным. Но в это мало кто верит.
— И наш сосед все эти годы искал настоящую причину гибели родителей?
Изображать дуру мне не пришлось. Информации о Никите в интернете на самом деле было мало. Кто-то будто специально контролировал, чтобы ничего не попало в сеть. А все знающий СанСаныч отказывался что-либо рассказывать.
Единственное, что он повторял: «Забудь ты этого парня. Безопаснее будет. Найдешь себе кого-нибудь помоложе и получше». Почему «безопаснее, комментировать он отказывался. Почему нужно искать кого-то «получше», тоже не говорил. Лишь невесело смотрел в сторону соседского дома и как-то тревожно переглядывался с Демоном.
— А что там разбираться-то? Убили их, да и все, — Татьяна Егоровна нервно передернула плечами. — Он компанию от рейдеров спасал. Сам только институт закончил. Молодой еще был, а пришлось лезть во всю эту грязь.
Будто мне самой сейчас приставили дуло к виску, я с трудом сглотнула.
— А разве этим не полиция должна заниматься?
— Детка, какая ты еще наивная! — Холодный надменный взгляд полоснул по мне из-под длинных ресниц. — В таких случаях спасение утопающего — дело рук самого утопающего. Полиция, суд или прокуратура бессильны.
— Но ведь Никита, кажется, сам юрист… — проговорилась я, и тут же прикусила язык.
Татьяна Егоровна эту реплику, к счастью, пропустила мимо ушей. И, прекратив мучить меня известными фамилиями, принялась рассказывать все сплетни, которые знала о соседе.
К концу ее рассказа, казалось, что на моем теле дыбом стоят абсолютно все волосы. А от сонливости и усталости не осталось и следа.
За годы жизни в семье депутата я не раз слышала жуткие истории про рейдерские захваты, войны за рынки и даже про рэкет. Для чего моему «отцу» кресло депутата, я тоже понимала. Но представить, что тот потрясающий молодой мужчина тоже ночевал с пистолетом под подушкой, стравливал между собой конкурентов, вынуждая их устранять друг друга, и увольнял работников десятками — было жутко.
— А ты думала, наш Никита добрая фея, которая только и занимается спасением маленьких девочек? — Татьяна Егоровна будто мысли мои прочла.
— Нет… Я… Нет… — я не представляла, что на такое ответить.
— Хм… У мальчика бульдожья хватка. Родители зря отправили его на юридический. С такими задатками нужно было идти в МГИМО и делать карьеру политика. Впрочем… — За окном показались ступени нашего ресторана, и «мама» резко закрыла рот.
— Что «впрочем»?
Мне тоже лучше было бы замолчать. Сегодняшний лимит доброты явно был исчерпан.
Но и эту мою фразу Татьяна Егоровна холодно проигнорировала.
— Все. Нас уже ждут. — Поправила она и без того безукоризненную укладку. — А твой Никита… — Бросила на меня насмешливый взгляд. — Сегодня будет. Если не струсишь, можешь сама все узнать. Хотя я не думаю, что он захочет тратить на тебя свое время.
***
Как стало ясно уже с первого взгляда, организаторы праздника не подвели. Живая музыка и цветы оказались достойными королевской свадьбы, а звездности гостей мог позавидовать какой-нибудь международный фестиваль.
От обилия бриллиантов и белозубых улыбок рябило в глазах. Смех и восхищенные вздохи раздавались то тут, то там. И ведущий, казалось, вот-вот охрипнет от комплиментов.
Мои приемные родители тоже не скучали. Николай Петрович только и успевал принимать поздравления за то, что вырастил такую умную и прекрасную дочь. А его жена — что из меня получилась настоящая красавица — «вся в мать». На меня при этом гости почти не смотрели, и на поздравление тратили не более нескольких секунд.
Любая девушка в этом зале расстроилась бы из-за такого отношения, но я была только рада.
Меньше мучить губы улыбкой.
Реже повторять «спасибо» и «вы очень добры».
Ни одного повода лишний раз заглянуть в зеркало.
Смотреть туда вообще не было смысла. Наши почетные и очень уважаемые гости, конечно же, лгали.
***
Я помнила, что зимой не бывает гроз, прекрасно видела снег за окном, но все равно… стоило взглядам пересечься, в меня будто молния ударила. Вдохнуть не получалось. Сказать ничего не могла.
Руки повисли, как плети. А сердце с такой силой бухнулось о грудину, словно вырваться захотело… тоже посмотреть.
Это был какой-то паралич. Уникальная реакция на одного единственного человека. Шесть лет назад справиться с этим состоянием не помогли ни крики «родителей», ни притихший Демон. Я, как сейчас, помнила тот свой позорный ступор и снова не могла произнести ни слова.
