Дурочка. Ненормальная.
— Здравствуйте, красавица.
У Никиты, как и в прошлый раз, проблем с речевым аппаратом не возникло. Словно все в полном порядке, он вошел на балкон и закрыл за собой дверь.
— Прячешься? — Невесело улыбнулся. Одними губами.
По всем правилам я просто обязана была к этому времени очнуться. И заведующая детским домом, и «родители» уже б со стыда сгорели от моего молчания. Но я, как немая, хлопала ресницами, жалась к стене и не могла выдушить из себя ни звука.
В голове вспыхнули сразу несколько вопросов и яркой гирляндой принялись мигать перед глазами: «Он пришел?», «Мне не снится?», «Я… красавица?». А в горле образовался ком.
Поводов упасть в обморок собралось хоть отбавляй. Гораздо проще, казалось, поверить, что Никита Лаевский плод моего воображения. Ждала ведь, надеялась — и вот!
Но высокий плечистый мужчина рядом был намного ярче любых воспоминаний. И намного красивее, будто возраст добавил ему какой-то своей особой мужской привлекательности.
— Там настоящий серпентарий собрался… — Не обращая внимания на мой шок, Никита кивнул в сторону двери. — Таких гостей только на поминки звать. В гробу будет без разницы, кто мельтешит рядом, а им все равно, что праздновать.
Не касаясь, он стал совсем близко и перевел взгляд на заснеженный город за окном.
— Наверное… — незнакомым голосом смогла прошептать я.
Тело так и соскальзывало по стеночке вниз, но что-то внутри, похожее на рой бабочек, не давало упасть.
— Мне тут сорока на хвосте принесла, что одна юная леди недавно поступила в медицинский? — неожиданно сменил тему разговора Никита.
Сделал он это так легко, будто мы уже час прохлаждаемся на балконе и успели обсудить все, что произошло с каждым за шесть лет.
— А у этой сороки не было случайно больших усов и овчарки… малинуа?
Я не смогла сдержать улыбку. Впервые за вечер она была настоящей. Даже щеки не заболели.
— А как же рисование?
Пристальный взгляд остановился на моем виске. Я не видела этого, но почувствовала. Как прикосновение! И в памяти всплыло очередное воспоминание. Такой же взгляд, гладящий по голове.
Сейчас от этой картинки из прошлого почему-то стало неуютно и грустно.
— Холсты в твоем наборе закончились слишком быстро. Краски тоже.
Врать не было смысла. Другие, все те, кто остался внизу, ждали от меня только похвалы и комплиментов «родителям». А рядом с Никитой язык не поворачивался говорить те стандартные, заученные фразы.
Рядом с ним вся эта шелуха вообще забывалась.
— Мне жаль, что с твоими родителями произошло… такое, — ни с того ни с сего быстро заговорила я. — Мне правда… Это так… Больно. И…
Слова рвались из меня. Я не успевала придумывать правильные фразы. Не думала о том, что говорю. Сочувствие, собственная боль, горечь — все выплескивалось наружу. Но закончить эту рваную мысль Никита не позволил.
Приложив палец к моим губам, он снова невесело улыбнулся и шепнул:
— Тш… Сегодня праздник! Ты помнишь? У одной красивой девушки день рождения. Целых восемнадцать лет!
Вряд ли он так задумывал, но от этого невинного жеста, прикосновения, меня словно в воздух подбросило.
— Это даже не юбилей. — Знакомый ком снова плотно застрял в горле.
— Восемнадцать лет — важнее любого юбилея. Тем более, для девушки. — Никита наклонил голову вбок и тихо хмыкнул. — Ты очень изменилась, соседская девочка. Такой красавицей стала. Я с трудом узнал тебя на лестнице. Думал, призрак. Пожалуй, Николаю Петровичу пора покупать ружье, чтобы отгонять женихов.
— Вряд ли оно ему понадобится.
Мои пальцы изо всех сил вжались в шершавую стену за спиной. Острые уголки декоративной штукатурки впились в нежные подушечки. Но боли я не чувствовала.
— А я уверен, что еще как!
Больше не прикасаясь, Никита скользнул взглядом по щеке. Спустился к губам. Прочертил линию от подбородка к ключице.
Внимательно, медленно, словно сам до конца не верил своим глазам.
— Совсем не представляю, что дарить на совершеннолетие молодым девушкам. — Кадык на его горле дернулся. — Подскажешь мне?
— Я…
Никогда ни один мужчина не смотрел на меня так. Их вообще не было в моей жизни.
Никогда я не чувствовала такого волнения. По телу будто ток пустили. Прошили разрядом каждое нервное окончание, а мозг переплавили в вязкий кисель.
— Ты уже подарил мне раньше… — говорить стало трудно. — Набор для рисования.
— Глупости. Это не считается!
Никита чуть заметно тряхнул головой.
— Это был лучший подарок, какой мне когда-либо дарили.
— Значит, теперь пора подарить что-то еще лучше.
Не моргая, я смотрела, как в уголках серо-зеленых глаз образуются тонкие лучики-морщинки, и скульптурные мужские губы растягиваются в новую, незнакомую улыбку.
— Я не знаю, что… — голос совсем сел.
— Но ведь подарок необязательно дарить сегодня. Ты можешь подумать.
Никита не шутил. Ни во взгляде, ни в голосе не было и намека на издевку или равнодушную вежливость.
Он правда хотел подарить мне что-то важное!
Наверное, это было помешательством, но в ответ вместо идеи с подарком так и хотелось спросить: «А ты больше не исчезнешь на шесть лет?».
Я даже воздуха набрала в грудь. Но годы дрессировки в депутатской семье не прошли даром. Легкие судись как шарик, и, немного подумав, я произнесла:
— Обязательно скажу. Позже, когда пойму.
Глава 3
Учеба после дня рождения оказалась настоящим испытанием. Уже ко второй паре меня начало подташнивать от кофе из автомата, а к третьей — впору было вставлять спички в глаза.
Спать хотелось адски! Вчера челюсть сводило от улыбок, а сегодня — от зевания. Если бы не Наташа, дочка одного известного чиновника и единственный человек, с которым за три месяца я успела подружиться, парта превратилась бы в кровать.
Чтобы не дать уснуть, Наташа каждые пять минут пихала меня в бок и героически отвлекала на себя внимание лектора. В ход шло все, от падающей ручки до глупых вопросов, иногда не совсем по теме. А перед третьей парой, видимо истратив весь свой боевой запас, подруга даже умудрилась где-то раздобыть энергетик.
Я уже и не помнила, когда так сложно было концентрироваться на занятиях. В голове и в памяти ноутбука не оставалось ничего. Однако самым трудным испытанием оказался не сон.
На энергетике и кофе держаться получалось вполне терпимо. Со стороны я наверняка казалась обычной. Но заставить себя не думать о вчерашнем вечере, было выше моих сил.