– Да я не… – стушевался Игнат.
– Понимаю, просто любопытно, – будто подсказал Фёдор, Игнат быстро кивнул соглашаясь. Брат продолжил сморщившись, будто уксуса хлебнул: – Мать их умерла лет шесть назад, от кровопотери, по-женски. Пока скорая по снегопаду приехала, всё было кончено. В Кандалах раньше ФАП был, фельдшер работал, не велика помощь, но какая ни есть, теперь ничего нет, ближайший врач в райцентре. Старшая дочь накануне смерти матери приезжала, хотела скорую вызвать. Ругалась страшно, соседи слышали. Отец не позволил, не было благословения наставника на лечение. На следующий день дочь не послушала, позвонила врачам, только поздно было.
– Что значит «не благословил»?
Игнат, мягко говоря, сильно удивился. Старообрядец без благословения никакое дело не начнёт, ни свадьбу играть, ни ребёнка крестить, ни оплакивать покойника не станет, ни лечиться, ни переезжать – ничего. Однако, у обычных общинников, не отшельников, даже в стародавние времена были послабления, что говорить про современность. Игнат не слышал, чтобы где-то наставники накладывали запреты на лечение, тем более на спасение жизни.
– Не кипятись, – примирительно проговорил Фёдор. – Не было в те дни наставника в Кандалах, никто не ожидал… Крепок верой Александр, не мог без благословения к жене подпустить врачей.
– Понятно, – сдержался Игнат, оставил свои мысли при себе.
«Крепок верой» – синоним фанатизма? Зачем же этот крепкий верой человек семью создавал, с женщиной жил, детей рожал? Подался бы в скрытники, как часто поступают те, кто ищет божьей благодати, стремится отойти от мира, погрязшего в грехах. Для них существуют скиты, на них исконная, истинно христианская вера держится. Мирскими заботами обзавёлся – отвечай по совести, по людским и божьим законам.
– С тех пор Александр словно ополоумел. Всегда злобным был, волком на людей смотрел, слова доброго за всю жизнь никому не сказал, сейчас и вовсе вызверился. Что он дочерям своим в горячности кричит, лучше честному человеку не слышать, уши и мысли не осквернять. Старшая носа в Кандалы после похорон матери не показывает, отец отлучил. Средняя по кривой дуге обходит родительский дом, отца увидит, на другую сторону дороги перебегает, свекровь её, которая никогда верующей не была, крестится в испуге, как свата видит. А Шура с ним живёт… Пока.
– Слушай, это ведь ненормально. – Игнат потёр переносицу. – Существуют власти, полиция, наставник это ваш, наконец…
Игнат сам не заметил, как вслух отделил себя от общины.
– Что власти сделают? Полиция? – Фёдор сделал вид, что не обратил внимания на реплику брата. – Преступления никакого нет. Перед властями Александр чист, закон не нарушает. Семейные конфликты – дело личное.
– А что девчонка от одного окрика папаши родного в ежа перепуганного сжимается – нормально?
– Не вечно ей с отцом жить, выйдет замуж… – растерянно пробормотал Фёдор.
– Я б тоже от такого папаши замуж вышел, сломя голову побежал бы, – не забыв ввернуть нецензурное словечко, психанул Игнат.
«Закон не нарушает», «преступления нет»… Дорога одна – замуж, а повезёт ли с мужем – вопрос открытый. Статистика неумолима: дочери отцов, злоупотребляющих психологическим и физическим насилием, находят точно таких же мужей. Продолжают вековую традицию.
Угораздило же тебя, Александра Ермолина, Шура, в родные Кандалы вернуться. Лучше бы в миру осталось, засосы гепариновой мазью сдабривала.
В сердцах Игнат выругался так, что у самого же уши завернулись, несмотря на боевой опыт офицера, для которого крепкое словцо не оскорбление, а мотивация и доступная форма скорейшего донесения информации до мозга подчинённых.
– Иди проветрись. – Фёдор остановил автомобиль посредине дороги, с двух сторон которой надвигалась тайга.
– Ты чего?
– Погуляй, я сказал, – гаркнул брат. – До дома недалеко, километров пятнадцать, как раз времени хватит подумать над словарным запасом. Медведя увидишь, кричи на него.
– Чего кричать? – уставился Игнат на Фёдора. Ни тайгой, ни медведями его не испугать, поведение брата откровенно удивляло.
– Чего хочешь, то и кричи, только один раз. Два раз прокричишь – беги к ближайшему дереву, лезь наверх. Или на столб электрический со ступеньками металлическими. Вдоль дороги стоят, видел? На него забирайся и звони. Наверху связь как раз ловит. Приедем с мужиками, отгоним Потапыча.
– Офигеть! – ещё раз матюгнулся Игнат, тут же выскочил из машины, от греха подальше. Уж лучше медведь, чем взбесившийся Фёдор.
По пути в Кандалы медведя не встретил. Летом у сытого хозяина тайги есть дела интереснее, чем офицеришку возле населённого пункта гонять. Медведица с потомством тем более от человеческого жилья подальше держаться будет, да и волкам есть чем заняться. Белок встретил, куниц, муравейники в человеческий рост, птиц. Опасных для человека зверей – нет. Мошка только достала и беспричинный смех разбирал.
Получил нагоняй от брата. Плевать тому, что Игнат – боевой офицер, награды имеет, заслуги перед отечеством. Спасибо, что штаны не стащил, по дедовской методике крапивой не отходил.
Глава 7
Игнат остановил Патриот у ворот дома Фёдора, заглушил, уставился в лобовое стекло, щурясь на полуденное солнце. Покосился на боковое зеркало, тот же пейзаж: убегающий проулок с зарослями крапивы и полыни у заборов. Захотелось удариться головой об руль, разбить лобную кость, вызвав у себя амнезию.
Подобных фейспалмов в жизни Игната ещё не встречалось. Разное было, всякого хватало, но такого… Расставаниями с женщинами его ни удивить, ни расстроить, казалось, невозможно. Бросал он, бросали его, второе, к слову, чаще. Мало кому нравились многомесячные командировки, ожидания редких звонков, понимание, что вместо вестей от собственного мужчины можно получить сообщение о гибели этого самого мужчины.
Ждать – удел жены военного. Ждать с бесконечных учений, ждать из опасных командировок, ждать, ждать, ждать… Женщинам надоедало ждать, ему надоедали женщины, которые ждали. Исключение одно – Ритка. Она не надоедала, но ведь и не ждала. Вернее, когда-то давно пыталась, но быстро сообразив, что никому её жертвенность не нужна, приняла правил Калугина.
Жизнь ответила Игнату симметрично, от всей души. Утром, не успел он отдышаться после пробежки, турника, ледяного душа, пришла Люба. Чинно поздоровалась с семейством Фёдора, перекинулась дежурными фразами с Полиной, попросила выйти Игната для разговора.
Он, конечно, вышел, не подозревая ни о чём. Как такое заподозришь?!
– Уезжаем мы с Кирюшкой, Игнат, – помолчав с минуту, произнесла Люба.
– Куда? – опешил Игнат.
Свадьба через неделю, завтра приезжает его родня, послезавтра – её.
– В Новосибирск, домой. Не держи зла на меня, Игнат Степанович, уезжаем мы.
Игнат сразу понял, что уезжает Люба не за свадебным платьем, тортом, бутоньеркой, любой другой надобностью для торжества, а просто уезжает. От него. Бросает.
