Евгении свекровь предлагала сына в детский дом сдать, говорила, там позаботятся. Врачи есть, специалисты, больше пользы будет, чем в их райцентре, где два фельдшера и один педиатр на всех детишек. Сестра не отдала, не отказываются от ребёнка, которого Бог послал.
Отец тогда все деньги, что в семье после смерти матери остались, внуку отвёз. По сей день отдаёт, себе только на самое-самое необходимо оставляет, так что не Шуре роптать, на несправедливость жаловаться, белок жалеть.
– А если отец не пустит? – спросила Шура Лёшу.
– Не пустит, сам уеду, – угрюмо ответил тот. – Без благословения обойдусь.
Шура посмотрела на приятеля, пожалуй, действительно обойдётся. Шура не смогла бы. Страшно. Поделись она сомнениями с подружками из колледжа – не поймут. Сельские на смех поднимут, поэтому мысли свои Шура держала при себе. Правильно мама говорила: «Подушка – лучшая подружка». Молчи!
– Бог даст, вернёшься, – произнесла она принятую у них поговорку.
Случается, что возвращаются к истокам, к истинной христианской, русской вере. Калугины Михаил и Фёдор, например, вернулись. Значит, и Лёша сможет, если уедет, конечно же.
– Скупаться бы, – задумчиво посмотрела на воду Шура.
– Давай, – согласился Лёша. – Я посторожу, иди. Мало ли. – Он недвусмысленно намекнул на то, что вечером девушке лучше одной вдоль кустов не ходить.
Половина сельских мужиков напилась в честь выходного, лучше не дразнить судьбу. Вчера от реки характерные крики раздавались, никто не сомневался, что надругались над какой-то несчастной, а утром – шито-крыто, тишина. Все слышали, никто не видел, только сплетни стали разбегаться, как круги на воде.
– Ладно, – тут же согласилась Шура.
Скинула лёгкое платье, оставшись в простом раздельном купальнике, отправилась в реку. Хорошо-то как! Последние недели стояли тёплые, вода в реке к вечеру прогревалась, как парное молоко. Долго торчать в воде не стала, неудобно задерживать Лёшу. Быстро выскочила, поблагодарила, выжимая волосы, в ответ получила сдержанный кивок.
Лёша поспешил домой, Шура за ним вдоль петляющей тропинки. Вскоре приятель скрылся из вида. Шаги у Калугина широченные, Шуре, как кенгуру надо прыгать, чтобы наравне с ним передвигаться. Замешкалась, платье к влажному телу прилипало, осталась одна. Ничего страшного, рядом пирс с лодками, здесь люди часто проходят, вряд ли вчерашнее случилось на протоптанной тропе, скорее всего – где-нибудь подальше, в укромном углу, как «наше место».
Замерла от странного звука… Вернее, звук-то был понятным. Что не ясного в женских стонах удовольствия? Шура, хоть и опасалась жить без родительского благословения, дурочкой не была. Откуда дети берутся, знала, как и то, как их делают.
Испугалась, попятилась. Не похоже на произошедшее накануне, но кто знает, что на самом деле случилось. Вдруг начиналось так же… по доброй воле, после же все слышали, что было. Или попалась под руку такая, как Шура, мимо бежавшая.
Шура бочком стала отдаляться от звуков, ей казалось – дальше и дальше. Ступила вперёд, обогнув гладкое бревно, и увидела их. Женщина оседлала мужчину, он целовал её, водил губами по шее и ниже, сдавливал под платьем, тяжело, отрывисто дышал, она протяжно, глубоко стонала, позволяя себя не только целовать.
Шура отпрянула, рванула в сторону заросшей тропы, не дыша добежала до схода к протоптанной дорожке, ведущей от главной улицы к пирсу. Не остановилась, пока не хлопнула за спиной калитка родного дома.
Половину ночи не спала, чудилось, что кто-то бродит под окнами, скребётся в двери, а когда все-таки проваливалась в поверхностный, болезненный сон, снились двое у реки. Руки мужчины, нырнувшие вниз горловины женского платья, женские ладони на широких плечах. Стоны… такие… настоящие.
Хотелось так же, чтобы стоны неприкрытого удовольствия сами по себе вылетали изо рта, руки скользили по крепким мужским плечам. Всю ночь мерещились звуки подслушанного удовольствия, перед глазами стояла увиденная картина. Ни уснуть, ни покоя не найти! Мучение какое-то!
Утром отец хмуро оглядел Шуру, посетовал, что та бледная, синяки под глазами, всю ночь по дому бродила, ни сама не выспалась, ни ему не дала. Оставалось лишь согласно кивать, вздыхать, отгонять невольные мысли, воспоминания о мужских руках на женском теле. Да чтоб он провалился, мужик этот!
– Где вчера задержалась? – хмуро спросил отец.
– На работе, – соврала Шура.
– Я ходил в библиотеку, закрыто было, – зыркнул отец, Шуре стало страшно.
– Значит, разминулись, – тут же нашлась она.
– Значит, – задумчиво протянул в ответ отец. – У реки снова крики слыхали… Не ходи туда, поняла меня?!
– Хорошо, – быстро согласилась Шура.
Отец ушёл, Шура занялась домашними делами, отгоняя мысли о вчерашней паре. Сколько можно думать, уже низ живота тянет – такое случалось, только как быстро накатывало, так же мгновенно отпускало, сейчас же…
Может дать согласие Серёге Дружинину? Блуд – грех, а то, что в голову лезет, не давая соображать, заставляя сжимать ноги, ища высвобождение – не блуд разве?
И словно мало ей, по пути в райцентр столкнулась с Калугиным Фёдором. Он выручил, и в другое время Шура несказанно радовалась бы, а сейчас заморозилась, могла только дышать через раз и не пятится, как рак-отшельник, пытаясь убежать.
Сначала ничего не заподозрила. Увидела, что Фёдор не один, поняла, что рядом брат, который приехал жениться – Игнат Степанович, – когда же тот спиной повернулся, едва чувств не лишилась. Дело не в размахе плеч, тренированных руках, которые обтягивала ткань спортивной футболки, а в небольшой надписи сверху, на спине этой самой футболки: Rееbok, с примостившимся ниже логотипом.
На вчерашнем незнакомце была такая же, только другого цвета. Совпадение? Нет! Не покупают местные брендовые вещи. Две-три тысячи рублей всегда найдётся куда потратить, на тряпку с логотипом никто деньги выбрасывать не станет.
Начали складываться последние события, как кирпичи при строительстве дома, один к одному, ровной линейкой. Игнат приехал, в тот же вечер слышали женские истошные крики у реки. Наутро тишина, несмотря на то, что в Кандалах известно всё про всех. На одном конце чихнёшь, с другого «Будь здоров» прилетит. Вчера история повторилась, Игнат точно у реки был. Не один!
Почему женщина боится огласки понятно, любая бы молчала, чтобы в глазах односельчан виноватой не остаться. Отчего не нашлось ни одного свидетеля – стало ясно в машине Фёдора. Кто в своём уме на Калугина покажет?
Несколько дней у реки было тихо, люди разное болтали, в основном о предстоящей свадьбе брата Калугина. Насколько повезло Любе, особенно её родне. Рассказывали, где молодые жить будут, какие деньжищи и привилегии в одночасье свалились на Любашку Барханову. Не смотри, что не молоденькая, замужем побывала, ребёнка природила, извернулась девка, раздраконила, умаслила мужика. Сходились на народной мудрости, кто именно счастья не минует.
