Как не знать, не помнить, если Шура придерживалась. Не строго, поглядывая с опаской на мужа, когда капнула себе в сухой булгур оливкового масла, но соблюдала. Игнат никак не комментировал происходящее, молча ел щедрую порцию белой рыбы, молчал, что вторая неделя подобной диеты откровенно нервировала. Ему хотелось мяса, как и секса.
С мясом дело обстояло проще. На службе была столовая, где кормили не капустой. Существовали кафе, бистро, рестораны, куда можно было заскочить, нажраться до отвала, за сексом же не забежишь по дороге на службу. Пока не заскочишь… да, пожалуй, пока.
Положа руку на сердце, огромной проблемы в отсутствии супружеской жизни Игнат не видел. В восемнадцать лет, когда гормоны били в голову со всем ожесточением, он бы сегодняшнего себя не понял. В двадцать пять, когда успел распробовать женские ласки – тем более. Сейчас жизнь и служба научили одному из самых важных качеств – терпению.
Бесило не то, что пресловутого секса не было, бесила, как ни странно готовность жены «выполнить супружеский долг» в любой момент. Готовность не физиологическая, телесная, эмоциональная, какая угодно, вплоть до любопытства, а идущая от головы. Принять мужа, как столовую ложку тошнотворной микстуры, раз врач прописал. Позволить, несмотря на запрет секса во время поста. Отступиться от своих принципов.
За месяц общения Игнат, кажется, распознал основную черту Шуры – покладистость. Спасибо, что не раболепная покорность – свойство, которое он ненавидел в женщинах сильнее всех пороков, вместе взятых. При прочих равных, он больше уважал женщин чересчур свободных нравов, чем излишне покорных. Предпочёл бы носить рога, но не видеть дома кроткую овцу, готовую терпеть что угодно.
«Герасим, который на всё согласен» – именно так называл Игнат данный типаж женщин, ненавидя всей душой.
Шура покорной не была, в случае, когда заступали за её личные границы – она оказывала сопротивление, ставя оккупанта на место. Так случилось, когда Игнат завёз Шуру в бутик Ван Клиф, чтобы воплотить вскользь возникшее накануне свадьбы желание, украсив шею жены фирменными четырёхлистниками.
Поначалу Шура с интересом рассматривала украшения, глазки заинтересованно засверкали, что не могло не радовать Игната. Потом же, глянув на цену, нахмурилась, бросила недовольный взгляд на мужа и под благовидным предлогом выскочила наружу. Шестизначная цифра могла смутить девушку, жившую до этого едва ли на прожиточный минимум, Игнат это понимал, однако сейчас-то всё изменилось. Спрашивается, какого хрена отказываться?!
– В чем дело? – Игнат честно попытался придать голосу мягкость, получилось плохо.
– Ты цены видел? – фыркнула Шура.
Это кошачье фырканье, несмотря ни на что, понравлюсь Игнату, невольно он улыбнулся:
– Это Ван Клиф, – развёл руками Игнат. – Сколько, по-твоему, он должен стоить?
– А, по-твоему, нормально – покупать бирюльки, стоимостью в пять раз дороже, чем требуется Антону на курс реабилитации?
– Какому Антону? – опешил Игнат.
– Сыну Жени, – ответила Шура, потупив глаза. – В Подмосковье хороший реабилитационный центр, только платный. Плюс дорога, еда, проживание, после необходимо поддерживать результат. Тренажёры, питание…
– Бесплатно нет реабилитаций? – Игнату стало интересно.
– Есть, – буркнула Шура. – Один раз Женя выбила направление. Толку-то? Положено десять массажей, делают два, восемь платно, всё как попало. Про еду и условия проживания лучше не говорить! Денег потратили прорву, толку ноль, одно расстройство.
– От платного лечения толк будет? – зачем-то уточнил Игнат.
Скорее его радовало, что Шура делится с ним своими переживаниями, заботами, разговаривает о чём-то, что не связано с совместным бытом, чем интересовала судьба появившегося родственника, маленького больного мальчика.
– Не знаю, – вздохнула Шура. – Но всё равно… надежда.
– Держи. – Игнат протянул свой телефон Шуре, предварительно его разблокировав.
– Зачем? – уставилась она на экран.
– Открывай банковское приложение, – он продиктовал пароль, – переводи сестре деньги.
– Сколько? – Шура нахмурилась.
– Столько, сколько нужно на реабилитацию, питание, проживание, дорогу, что там ещё надо. Всю сумму.
Шура несколько минут оценивающе смотрела на Игната, то ли искала подвох, то ли прикидывала последствия для себя. Сделала несколько движений пальцем по экрану, тяжко вздохнула, вернула телефон мужу.
Игнат скинул приложение, не взглянув на сумму перевода. Оказывать благотворительную помощь никогда не было его привычкой, помогать новоявленным родственникам он не собирался. У каждого своя жизнь, каждый справляется, как может. Ему деньги с неба не падали, зачастую выражение «заработал потом и кровью» являлось чистой правдой, а не фигурой речи. Однако, если помощь племяннику имеет значение для Шуры – пусть будет.
– Теперь мы можем купить тебе цепочку? – посмотрел он на жену.
– Мне бы не хотелось, – осторожно, как кошка прощупывает лапой воду, ответила Шура. – Слишком дорого.
– Шур…
– Пойми, пожалуйста, очень красиво, правда. Я бы хотела, но всё равно не смогу носить. Начну нервничать, бояться потерять, испортить…
Игнат посмотрел на Шуру. Что ж, видимо, с «бирюльками» придётся подождать. Неприятно, как серпом по одному месту, но главное, что она говорит, а не молчит насупившимся ежонком, помня пресловутое: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу», как это бывало чаще всего.
Всему своё время, решил тогда Игнат. Привыкнет, обзаведётся знакомствами, подружками, хотя бы с Леной, женой Николая, будет чаще общаться. Придёт постепенно к мысли, что носить красивое – благо.
На обратном пути, пока Шура с интересом смотрела в окно, с живым любопытством разглядывая проплывающие дома, машины, людей, Игнат пустился в раздумья.
Шура оказалась примерной женой. Идеальной хозяйкой, настолько хорошей, что пришлось временно расстаться с Ангелиной Петровной – неизменной домработницей больше десяти лет. Во-первых, присутствие в доме постороннего человека нервировало Шуру, что неудивительно с подшитым на подкорку запретом на скверну. За пределами дома она могла принять новые правила, в своём жилище душа требовала соблюдение вколоченных с детства норм.
Во-вторых, помощнице попросту нечего было делать. Шура успевала всё. Она с таким усердием надраивала квартиру, следила за порядком, чистой, едой, что Игнату становилось не по себе. Совсем молодая девушка, а мысли не о тряпках, украшениях, развлечениях, как и должно быть в её возрасте, а об уборке, пыли в углах самых дальних антресолей, высоких поверхностей. Ежедневно вылизывалось всё и вся, начиная от недоступных щелей, заканчивая карнизами и плинтусами. И словно этого мало, раз в неделю Шура устраивала генеральную уборку, доводя квартиру до стерильного скрипа.
Ничего удивительного в этом не было. В Кандалах подобное поведение Полины или Марины – жены Михаила, Игнат принимал как должное. Иначе быть не могло. Праздность – грех. Только здесь не Кандалы, женщина целый день проводящая с тряпкой для пыли, Игната скорее нервировала, чем радовала.
