– Слышала, ты вернулась с курорта с помощником депутата? – перехватил длинные пальцы Игнат, накрыв ладонью.
– Поправочка. С депутатом, – в тон ответила Ритка.
– Есть разница? – усмехнулся Игнат.
– Незначительная, – скользнула она плотоядным взглядом по собеседнику, остановилась на пуговице рубашки, опустила глаза вниз, на стол, давая понять, что отлично видит то, что скрыто от глаз.
Ритка заказала два коктейля – в пабе выбор которых был скромным, – и принялась задумчиво поглощать лангустины в сладком чили соусе. Игнат допивал виски, дожёвывая эдинбургер с олениной.
Между делом вели трёхуровневый разговор. Первый слой о природе, погоде, красотах Сибири и Французской Полинезии.
Второй – взаимные упрёки в том, в чём никто из них, по сути, не виноват. Игнат не мог позволить себе такую жену, пусть когда-то Ритка из-за него развелась. Невольно, не желая того, молодой Калугин разрушил семью врача медсанчасти Измайловой Маргариты Сергеевны. Ритка не хотела соответствовать подспудным требованиям Игната, да и не смогла бы. Для того чтобы войти в клан Каугиных, нужна-то самая малость – родиться в семье староверов. Именно так всегда говорил Игнат Ритке, какое-то время она верила, после плюнула. Рождённая летать, она не желала ползать на брюхе, изображая из себя ту, кем не являлась никогда в жизни – покладистую жену.
Третий – вопрошающий «да» или «нет», «нет» или «да»? Наконец остановились на самом просто вопросе: «Где?».
Глава 15
Даже сквозь сон Игнат чувствовал похмелье, несмотря на то, что никогда от него не страдал. Закалённый организм мог переработать всё, от нескольких пинт эля за непринуждённой беседой до литра чистого спирта посреди грязи и дерьма после выполненной боевой задачи. И всё-таки голова болела, кружилась даже с закрытыми глазами, тошнота подступала к горлу.
Он приоткрыл глаза: уличный свет едва проникал сквозь гардины, настенные часы показывали почти шесть утра – время вставать на службу. Скосил взгляд на соседнюю подушку – пусто.
Встать одним рывком не получилось. Игнат перекатился с бока на живот, повалялся немного, вспоминая события вчерашнего вечера. Поднялся, прошлёпал босыми ногами в ванную комнату. Зеркало отражало помятую морду тридцатипятилетнего мудака, торчащие волосы, щетину не по уставу. Чудовище, а не Диснеевский принц. Завершал же образ след алой помады на груди, как только не стёрся за ночь. Видимо, проспал всю ночь навзничь, не шевелясь.
Протёр пальцами липкий, успевший въесться след, понюхал – Риткина помада. Впрочем, чья же ещё? Забрался в душ, привёл себя в порядок, благо больше никаких отметок на теле не обнаружил. Когда через двадцать минут стал похож на человека, наскоро обтёрся полотенцем, его обернул вокруг бёдер, прикрыв пах, отправился в спальню.
У кухонного проёма остановился: внимание привлекла женская фигура у панорамного окна. Лёгкая ткань тюля едва колыхалась на тонком сквозняке. Девушка стояла спиной к Игнату, обхватив себя руками. Ночная сорочка из полупрозрачной ткани заканчивалась, не доходя до колен, растрёпанная коса тяжёлой змеёй стекала по спине, розовели босые стопы, отчего-то показалось абсолютно незащищённым тонкое ахиллесово сухожилие и изящные щиколотки. Вспомнились красные, скрипящие шлёпки на этих ногах.
Игнат сморщился, обхватил виски пальцами, жалея, что те не ледяные, тряхнул головой, продолжил путь в спальню. Быстро оделся, прошёлся расчёской по коротким волосам, брызнул лосьоном после бритья на лицо. Из зеркала смотрело привычное отражение молодого, подтянутого мужика – ни следа от отёкшей, помятой хари, которая открыла глаза менее получаса назад.
Посмотрел ещё раз на разобранную кровать, его подушка смята, простыня скомкана, одеяло перекочевало на его сторону постели, соседняя оставалась нетронутой.
На кухне встретил всё тот же полупрозрачный силуэт у окна, который казался ещё более воздушным, нереальным из-за утреннего света сквозь тюль. Игнат прошёлся взглядом по девичьей фигурке: в пушистых волосах путались неяркие солнечные лучи, они же скользили по голым плечам, очерчивали силуэт стройных ног.
– Завтракать будем? – спросил он ровным тоном.
– Сейчас. – Шура резко развернулась, бросила быстрый взгляд на Игната, поспешила к плите, где начала греметь посудой.
Игнат наблюдал за спешными, дёргаными движениями, нервным метанием вдоль кухонного стола, то и дело падающими ложками, вилками, яичной скорлупой, раздраженно брошенной в мойку. Встал, сделал несколько шагов, подошёл вплотную к Шуре, остановился за её спиной, уставился на шею, которая покрылась гусиной кожей.
– Я сам приготовлю, – шепнул он.
Отодвинул Шуру в сторону, легко обхватив одной рукой, чувствуя ладонью и телом, которое невольно коснулось женского, сильное напряжение, исходящее от Шуры. Она послушно отошла в сторону, замерла, не сводя глаз с рук Игната.
– Ты будешь есть? – поинтересовался он.
– Спасибо, я не голодна.
– Обязательно надо завтракать, – заметил он.
– Я позже, – пискнула Шура.
Позже, так позже. Настаивать и спорить Игнат не хотел, вообще не было настроения вести светские беседы. О чём? О природе, погоде, политике, пищеварении? Природа словно забыла, что пора прийти осени, солнце жарило, как в разгар июля. Погода стояла отличная. Политику обсуждать Калугину не полагалось по долгу службы, его дело защищать родину, курс правительства, какой бы та ни была, и тех, кто этим балом правит. С пищеварением у него всё отлично. Что ещё?
Он сгрёб омлет на тарелку, сел за стол, начал есть, тут же нарисовалась корзинка с хлебом, салат из мелко порезанных свежих овощей с зеленью, без лука, как предпочитал Игнат по утрам, пара соусов.
“Обслуживание почти как в пятизвёздочном отеле,” – усмехнулся про себя Игнат, однако, воздержался от выражения эмоций.
– Приятного аппетита, – услышал он над головой.
Покосился в сторону звука, Шура замерла рядом, опустив руки по швам, понуро опустила голову. Сквозь взлохмаченные волосы, привычные завитки у лба и висков, пробивался солнечный луч, перемешиваясь со светом диодных ламп.
– Спасибо. – Игнат кивнул, показывая подбородком, чтобы та села.
Шура покорно уселась напротив, опустив ладони на оголённые коленки. Уставилась на поверхность стола, разглядывая древесный рисунок палисандра. Прекрасное, чудесное утро, продолжение не менее шикарной ночи, о которой не хотелось вспоминать до скончания веков.
Игнат переставил грязную посуду в мойку, быстро сполоснул, закинул в посудомоечную машину, проделав всё на автомате, погрузившись в нерадостные мысли. Шура молча наблюдала за его движениями, никак не комментируя происходящее. Отвернулась, принялась с остервенением натирать стол, будто за ним отобедала рота голодных новобранцев.
Сполоснул руки, машинально вытер услужливо поданным полотенцем, вышел в прихожую, обулся, оправил форму, глянул в зеркало, перевёл глаза на Шуру, она стояла в той же позе, что и на кухне: вытянувшись, руки по швам, пятки вместе, носки врозь. Голова опущена, взгляд блуждает по полу, разглядывая рисунок паркета.
