– Тебя можно расстроить? – проигнорировал увиденное Игнат.
Они это уже проходили раньше, тогда истинные чувства Ритки не имели значения, сейчас – тем более.
– Ты не инфляция в стране, чтобы я из-за тебя расстраивалась, – засмеялась Ритка, вернув облику свойственное ему снисходительное высокомерие.
– Рад, что у нас взаимопонимание, – в тон ей ответил Игнат и решил свернуть разговор: – Прости, я спешу.
Присутствие Ритки, её обалденного тела, вызова, который она бросала одним своим появлением, будоражило Игната. Заставляло мысли выстраиваться в определённом направлении, руки сами тянулись впечатать податливое тело в себя, стащить бельё, унять, наконец, желание, которое становилось с каждым днём невыносимей. Он живой человек, мужик, который не привык обходиться в мирной, гражданской жизни без секса. Искушение в лице соблазнительной бабы рядом откровенно нервировало.
– Подбросишь? – мгновенно нашлась Ритка.
– Я спешу, – по слогам проговорил Игнат. – Тебе такси вызвать?
– Не стоит, – небрежно взмахнула она рукой, демонстрируя кровавый маникюр, поднесла телефон к уху, кому-то проговорила нараспев: – Зайчик, заберёшь меня?..
Игнат не стал дослушивать, безынтересно, что там за «зайчик» появился у Ритки. Всё ещё старый депутат или уже новый бизнесмен? Подал знак водителю, тот подъехал. Махнул на прощание Ритке, сел в автомобиль, сказал, куда ехать, закрыл глаза, откинувшись за спинку заднего сидения.
По пути купил цветы, на этот раз букет ярких, как игрушка, гербер. Шура молоденькая, ей должно понравиться.
Квартира встретила ароматами домашней еды, негромкой, ритмичной музыкой, доносившейся из кухни. Игнат разулся, быстро помыл руки, заглянул туда, откуда шли запахи и звуки, прихватив букет. Шура пританцовывала у плиты, помешивая что-то в сковороде. Коса, лёгкое платье выше коленей, поясок, обхватывающий тонкую талию, подол, струящийся по соблазнительным формам, бёдра, покачивающиеся в такт музыке, – восхитительная картина.
Какая же ты, Шура? Что прячется в хорошенькой головке? Что там, за мистической зеленью глаз? Она слушала «Король и Шут» в свои-то двадцать три года. Покачивала головой под разорвавшую когда-то чарты «Куклу колдуна».
Как скромный внешний облик и покладистость уживаются со смелостью перечить мужу, пусть в малом, крошечном, почти незначительном, но перечить! А истинная христианская вера – с хоррор-панком?
Игнат бесшумно подошёл со спины к Шуре, та уже отодвинулась от плиты вдоль столешницы. Поставил руки с двух сторон от фигурки в платье, опираясь о стол. Шура вздрогнула, замерзала. Он нагнулся под её рост – после рослой Ритки Шура казалась совсем крошкой, несмотря на соблазнительные формы, – это было необычно и чертовски заводило. Впрочем, прямо сейчас Игната заводило всё. От запаха волос, до влажного дыхания сквозь приоткрытый рот – Шура резко развернулась, испуганно посмотрела на мужа.
– Ты осталась с ним вдвоём, не зная ничего о нём, – пропел он тихо.
Шура оказалась зажата вплотную между телом Игната и столешницей. Смотрела в глаза, не моргая, окутывая дурманом, отравляя острым желанием.
– Всё происходит будто в страшном сне, и находиться здесь опасно мне… – вдруг подпела она вполголоса, от чего у Игната сорвало стоп-кран.
Одним движением он обхватил тонкую талию, прижал к себе, другим обхватил затылок, давая понять, что вырваться не получится, не в этот раз. Тут же накрыл губы губами, сразу завоёвывая пространство, навязывая агрессивные поступательные движения, не позволяя отстраниться, увернуться, отказаться от ответа.
Шура отвечала, не так, как нужно было оголодавшей мужской натуре Игната, но отвечала, и этого было достаточно, чтобы окончательно сойти с ума. Подхватить на руки, быстро добраться в спальню, там опустить на кровать, прервав поцелуй лишь на пару секунд, чтобы позволить Шуре перевести дыхание, и тут же продолжить начатое на кухне.
Где-то на уровне рефлексов Игнат вспомнил, что Шура напрягалась всякий раз, когда оказывалась под ним, зажатая в горизонтальном положении. Он сразу перекатил её на себя, удержал, продолжил целовать, тем временем ныряя руками под лёгкую ткань платья, ощущая шелковистую, горячую кожу – невероятно, божественно, за гранью привычного удовольствия.
Шура заёрзала, вцепилась в плечи Игната, впивая ногти, начала отвечать более страстно, почти отчаянно, хаотично. Он быстро перевернул девичью фигуру на бок, верно истолковав происходящее. Несколько движений, налившаяся слезами зелень глаз, напрягшееся в ожидании тело и несдержанный, наполовину испуганный вскрик стал наградой за сообразительность.
Шура всё ещё мелко дрожала, когда спрятала лицо в ладонях, кажется, не дыша то ли от страха, то ли от стыда.
– Шура? – Игнат подтянул на себя испуганного ежа, подул на торчащие, взопревшие завитки волос у лба и висков. – «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог». Понимаешь, что это значит?
– Что в браке нет блуда, – вздохнув, ответила Шура, отвела руки от лица, приподнялась, посмотрела в упор на Игната, спросила: – Откуда ты знаешь послание Апостола Павла?
– «И утешайся женою юности твоей, любезною ланью и прекрасною серною: груди её да упоявают тебя во всякое время, любовью её услаждайся постоянно», – добавил, то что вспомнил из книга притчей Соломоновых Игнат и, наконец, пояснил, откуда засели цитаты в его мозгу: – Твоя свекровь – профессор кафедры Истории Церкви, в детстве я много времени проводил у неё на работе.
– А-а-а-а, – протянула Шура.
– Обращайся, – подмигнул Игнат через силу.
Беседа – это, конечно, прекрасно, но мысли Игната блуждали вокруг «утешения юною женою», тогда как жена резко вскочила и понеслась прочь из спальни, на ходу одёргивая подол. Пришлось встать, последовать за Шурой на кухню, где клубился дым и отвратительно воняло гарью.
– Я курицу сожгла, – пискнула Шура, подлетая к плите.
– Значит, пойдём в ресторан, – ответил Игнат, распахивая настежь окна в кухне.
Глава 17
Шура быстро пьянела. Единственный Апероль остался недопитым, а девочка пьяненько вздыхала и изредка хихикала. Игнат мог только улыбаться в ответ, задаваясь вопросом, зачем ему понадобилась жена, тем более вот такая – похожая на хмельного ежа.
Ах, да, карьерный рост, репутация, семейные установки, прочно впитавшиеся с молоком матери – жена должна быть единоверкой. Наслаждайся, Калугин! Говорят, молодую жену можно воспитать под себя, внушить, что твоё внутреннее дерьмо на самом деле пряник. Займись делом: преврати ежа в шальную императрицу.
И всё-таки он хорошо провёл время. Ужинали – для этого Игнат выбрал камерный ресторанчик рядом с домом, – потом гуляли. Ночь стояла тёплая, наверняка тёмная, с по-осеннему низким звёздным небом, но сверкающая иллюминация засвечивала натуральные краски, насыщая город яркими, как ночная жизнь, цветами.
