Шура разглядывала витрины, прохожих, рекламу, уличных актёров, музыкантов, художников с нескрываемым детским интересом. Игнат ругал себя за то, что до сегодняшнего дня не сообразил показать жене ночной город, да и вообще город не показывал.
Ведь сам Калугин, родившийся, проживший почти всё время здесь, возвращаясь из долгих командировок, где зачастую видел лишь грязь, песок, бесконечную пыль, всегда спешил прикоснуться к сверкающим огням цивилизации, почувствоваться себя живым, частью огромного, спешащего куда-то муравейника.
А что Шура видела в своей недолгой жизни? Посёлок, скрытый бездорожьем, тайгой и дурной славой. Райцентр с двумя торговыми точками, почтой, пунктом выдачи Озона. Областной город, в котором училась, будучи совсем крошкой, где из развлечений ей был доступен лишь троллейбус – невиданное чудо для девчушки из далёкого таёжного села.
Игнат расспрашивал о жизни, учёбе, планах. Постепенно Шура перестала ёжиться, простодушно принялась рассказывать о своей жизни, страхах, которые преследовали её первый год – немудрено, учиться уехала в четырнадцать лет, совсем ребёнком. О том, как многому удивлялась, не понимала, не принимала. Как с ней занималась учительница русского языка и литературы, избавляя от диалекта – источника насмешек над Шурой. Наконец выяснилось, отчего у его жены такая почти чистая речь.
Они ели фисташковое мороженое, одно на двоих. Зашли в Макдональдс, как оголодавшие студенты, где Игнат проглотил два Биг Тейсти, объявив, что всё, что в рот полезло – полезно. Шура ограничилась обычным Чизбургером и Кока-колой, ни от того, ни от другого в восторг не пришла, но съела с аппетитом, несмотря на ночь.
А ещё они часто целовались. Не жадно, не жарко, не страстно, а просто часто, с наслаждением, словно продолжали лакомиться одним мороженым на двоих. Игнат чувствовал себя мальчишкой, бестолковым и отчаянно влюблённым. Пытался вспомнить, ощущал ли он подобное, и не мог припомнить ни единого раза.
В юности, во времена учёбы, на первый план выходило желание секса. Как ни припудривай сказки о взаимной любви, во главе угла всё равно стояла её величество похоть. Тогда Игнат влюблялся лишь в лёгких девушек, время на мороженое не тратил. После вошёл в силу, во вкус, бесцельные прогулки по улицам отошли на сто пятый план. Дорогие машины, шикарные, страстные, умелые женщины пришли на замену безотказным девчонкам. Сейчас же с Игнатом творилось непонятное, он бы сказал – влюблённость. Только в кого? Шура не была лёгкой девчонкой, не тянула на шикарную, умелую любовницу, и не факт, что с догмами, вбитыми в ежиную голову, она когда-нибудь станет таковой.
Завершили прогулку сеансом кино, недемократично расположившись в ВИП-зале, где Шура умудрилась уснуть во время главной эпической сцены, сладко причмокнув губами. Вот тебе и продолжение ночи, о которой размечтался Игнат – спасибо бесконечным поцелуям, тонкому стану в его руках, сладкому, притягательному дыханию.
Возвращались домой на такси. Шура проснулась, но поминутно закрывала глаза, а потом и вовсе уткнулась носом в шею Игната, засопела, щекоча кожу. Он улыбался всю дорогу, вопреки раздражению, которое неконтролируемо поднималось в нём – то ли на молоденькую жену, то ли на себя самого, беспросветного болвана. Терпи, полковник, генералом станешь.
Никто вступать в брак с почти ребёнком не заставлял. Спрятала бы Настя дробовик от греха подальше – закон есть закон, особенно если красноречиво надавить. Шура осталась бы в доме отца – не убил бы Ермолин дочь. Грех великий на душу не взял. Алёшка уехал бы в город, на учёбу – не страшны угрозы ненормальной девчонки с ружьём наперевес. А Игнат спокойно женился бы на любой другой. Шура и Люба не последние единоверки на земле. Сам выбрал бы «жену».
Вставать пришлось рано, хотелось проскочить к родителям без пробок. Шура среди ночи попыталась уйти к себе в комнату, пришлось рыкнуть, придавить хорошенечко к постели. Спать они будут в одной кровати. Что непонятного?
Одежду, которую Шура выбрала для поездки, Игнат одобрил. Не вызывающее платье актуального фасона – сама выбрала, купила, похвасталась. Странно, но ему начинала нравиться манера жены одеваться одновременно скромно и модно. Было в этой закрытости что-то интригующее, манящее, невероятно притягательное, главное – естественное для Шуры. Та же Ритка смотрелась в платье длиной по колено и со скромным вырезом на груди как корова в седле, а Шура становилась манкой настолько, что пара мужиков в подземном паркинге едва не сломали глаза, таращась на неё. Парадокс, да и только.
Сам Игнат любовался женой, когда выходил из квартиры, стоял в лифте, шёл по паркингу, открывал дверь Гелендвагена.
– Хорошая машина, – прошептала Шура, оглядев салон.
– Нравится? – улыбнулся Игнат, бросив на заднее сиденье небольшую сумку.
– Конечно, – кивнула Шура.
– Хочешь за руль? – расщедрился Игнат.
Раньше ему подобные мысли в голову не приходили, делить руль Гелика всё равно что делить жену, даже хуже.
– Не справлюсь, – растерянно прошептала Шура, почти плотоядно сверкнув глазами.
– С древней Нивой справлялась, с этим зверем тем более подружишься, – подбодрил он.
– А страховка? – сомневалась Шура.
– Напомнить, кто твой муж? – засмеялся Игнат.
Естественно, существовал мизерный шанс, что их остановят доблестные сотрудники ГИБДД. Варианта, что Калугин не сумеет договориться, не было. Шура покосилась на Игната, задумчиво кивнула, широко улыбнулась и согласилась с щедрым предложением.
Игнат сидел как на иголках, несмотря на то, что Шура показала себя уверенным водителем. Практики в большом городе явно недоставало. Иногда менжевалась, уступала там, где не стоило, перестраховывалась, но осторожность при нехватке опыта скорее благо, чем раздражающий фактор. Игнат всё понимал, однако к тому времени, как добрались в загородный посёлок, где летом проживали родители, с него сошло сто потов, ноги же устали искать несуществующие запасные педали.
Автоматические ворота открылись, как только подъехал чёрный внедорожник. Шура осторожно вырулила, остановилась там, где показал Игнат, рядом с автомобилем Николая, мерседесом представительского класса с детским креслом на заднем сидении.
Смотрела распахнутыми глазами, приоткрыв рот, на то, что открылось взору. Загородный дом генерала ФСБ – просторный, трёхэтажный особняк за высоким, глухим забором. С обихоженной парковой зоной, домиками для гостей, банным комплексом, бассейном, зоной отдыха с беседками, пространством для барбекю.
Игнат помнил времена, когда у родителей не было этой роскоши. А вот Лера и Славка проводили «на даче» всё лето. И Олег, начиная со школьной поры, тоже считал дом отца незыблемой частью быта Калугина-старшего, наравне с положением и связями.
Шура в ужасе таращилась на выступающие эркеры с панорамными окнами, вычурные балюстрады, арки, колонны. На зелёный, словно ранней весной, газон, ухоженную дорожку, которая вела к ступеням в дом.
