Он почти потерялся в собственной похоти. В тихих, срываемых почти насильно женских стонах. В оглушающем сердцебиении, которое отдавалась в ушах, шумело в голове бесконечным гулом, ульем желаний, оставленных на будущее, на следующий раз. Почти погряз в капельках жемчужного пота, который проступил на шее, груди, у женского пупка – настолько соблазнительного, нестерпимо желанного, что терпение балансировало за гранью человеческих возможностей.
И всё-таки он довёл тело Шуры до той самой готовности, когда сознание позволяет вынырнуть тайным, покрытым стыдом желаниям. Однако отчётливо помнил, что сверху нельзя, как бы ему ни хотелось, ни считалось менее травматичным – нельзя. И хотя не забыл про предохранение, позже попросту передумал – вандализм лишать невинности собственную жену в презервативе.
Приподнял Шурину ногу, закинул себе на бедро, зафиксировал тело так, что вывернуться не выйдет при всём желании. Осторожно вошёл, совсем немного, проваливаясь в зелень глаз, как в колдовской омут, на дне которого мелькнули сдерживаемые слёзы.
– Скажи, – шепнул Игнат, продавливаясь дальше, встречая рефлекторное сопротивление. – Скажи, что ты чувствуешь.
Он надавил сильнее, вошёл наполовину, остановился. Почувствовал, как впиваются ногти в его плечи.
– Не молчи, – повторил он. – Скажи, хорошая моя.
В момент, когда Игнат двинулся дальше, Шура, наконец, отмерла. Из глаз брызнули необходимые слёзы обиды, может быть, даже разочарования. Честные эмоции, которые были необходимы Игнату, которые в тот момент он считывал, как с открытого листа книги, но хотел слышать. Понимать, что и Шура их осознаёт, принимает. Не стыдится.
– Мне больно! – пожаловалась она. – Больно…
– Я знаю. – Игнат прижал Шуру сильнее, начал осыпать мелкими поцелуями лицо, по которым текли солёные, горячие слёзы. – Потерпи, потерпи немного. Совсем чуть-чуть.
Терпение действительно было на исходе, требовалось несколько сильных движений, чтобы довести процесс до логического завершения. Игнат посмотрел на взлохмаченные волосы, вьющиеся у висков, острый подбородок, зацелованные, приоткрытые губы, покрасневший кончик носа, порозовевшие щёки. Бледную шею, на которой быстро-быстро билась венка, выдавая волнение хозяйки, точно так же, как и взволнованный взгляд зелёных глаз.
– Сейчас, – пообещал он.
Запустил руку в густые волосы Шуры, почти расплетая косу. Прижал к груди, долго целовал, отвлекая, а сам в это время постепенно наращивал темп, от которого кружилась голова, перехватывало дыхание. От последних движений, размашистых, сильных, ритмичных, Игнат взорвался настолько острым удовольствием, что на мгновение перестал видеть, слышать, дышать, существовать на планете Земля – испарился, как при ядерном взрыве. Распался на молекулы, рассыпался в прах.
Острая боль была ему ответом, наряду с удивлённым взглядом Шуры – кусать мужа во время его оргазма женщин в патриархальном обществе точно не учат.
– Ой, – пискнул ёж, внезапно показавший, что зубки у него не для декорации. – Я сделала тебе больно. Случайно.
– Мы квиты, – усмехнулся Игнат, легонько поглаживая всё ещё дрожавшую Шуру. – Только неслучайно.
– Но так и должно быть. А вот…
– Попытка искусать обидчика – тоже физиология, – спокойно ответил Игнат.
То, что брачная ночь состоялась и наконец-то удалось снять полуторамесячное напряжение, от которого буквально срывало крышу – ничто, по сравнению с тем, что Шура честно сказала то, что чувствовала, наверняка воображая, что муж хочет слышать другое, и даже укусила, когда боль показалась нестерпимой. В некотором роде именно это можно считать потерей девственности, а не банальный физиологический акт – так думал Игнат.
С физиологией они разберутся, главное достижение – отсутствие страха озвучить свои чувства, эмоции, мысли.
– Пойдём-ка в ванную, – предложил он и добавил полушутливо – Прежде чем продолжить, стоит вспомнить о прозе жизни – гигиене.
– Продолжить? – Шура ошарашено уставилась на Игната. – Я не хочу…
Отлично! Продолжай говорить честно, девочка! Высказывай сомнения, отказывайся, проси, плачь, бей вазы, кусайся. Живи!
– Вообще-то, секс – приятная штука, – спокойно сказал Игнат, поднимаясь с кровати.
Бельё, простынь и любую другую возможность прикрыть наготу он проигнорировал сознательно. Встал напротив обалдевшей Шуры, которая уставилась… нет, вовсе не на сногсшибательную улыбку собственного мужа.
– Думаю, стоит показать тебе эту сторону медали, – продолжил он, наблюдая, как Шура натягивает одеяло на нос, и решил окончательно добить жену: – Довести тебя до оргазма, например.
– Нет! – взвизгнула та в ответ, рефлекторно обхватив район живота руками.
– Не так, – засмеялся Игнат и пообещал: – Есть несколько способов, какой-нибудь тебе обязательно понравится.
Глава 19
Осень вступила в свои права, зачастив дождями, которые быстро смыли яркие краски с улиц города – бордовые, золотистые, оранжевые.
Прошёл день рождения Шуры. Отпраздновали в кругу семьи, в загородном доме Игната, который был намного меньше генеральского особняка, каких-то сто семьдесят с копейками квадратных метров. Плюс русская баня, пустующие хозпостройки и крошечный домик для гостей – Игнат с возрастом стал с трудом переносить посторонних в своём жилище, поэтому отдельное помещение решало проблему периодических попоек в кругу сослуживцев и их разбитных спутниц.
Приехали все местные Калугины, включая самого генерала, благо в этот раз обошлось без косых, недобрых взглядов с его стороны. То ли отец смирился с браком сына, который сам же инициировал, прижав к ногтю непутёвого, то ли разговор на повышенных тонах с Игнатом подействовал. Тогда младший Калугин, не выбирая выражений, высказал всё, что думает об отношении отца к его жене. Хочет отец кривить морду, пусть кривит перед сыном, а невестку, ни в чём перед старшим Калугиным не виноватую, трогать не надо.
Отлично провели время. Шура искренне улыбалась. Игнат веселился от всей души, было в этом незатейливом семейном празднике нечто совершенно новое, особенное для него. Что именно? Пожалуй, в те часы он не смог бы толком сформулировать.
Понимание, что твой выбор принимают родные? Тихая радость от того, что женщина, которая тебе дорога, точно так же дорога твоим близким людям? Ощущение семейственности в самом широком смысле этого слова? Банальное довольство от новизны?
От того, что можно обнять свою женщину, а то и усадить на колени, слушая увлечённый рассказ Олега, смеяться над проказами племянницы. Остановить вспыхнувший спор двойняшек. Ох, уж этот переходный возраст, когда Калугины взрываются как порох. Как оказалось, и девочек это тоже касается.
Подарок, преподнесённый имениннице от мужа, не удивил никого, кроме самой Шуры: небольшой кроссовер белого цвета. Она долго смотрела на симпатичную машинку, лёгкую в управлении, словно не верила в происходящее, потом довольно пискнула и совершенно очаровательно пустила слезу, спрятав покрасневшее личико у шеи Игната. Он лишь улыбнулся. Воздержаться от прилюдного поцелуя, несмотря на почти нестерпимое желание, ума хватило.
