– Шур, дома? – услышала она Настин голос из глубины помещения.
– Дома, – ответила она громко, чтобы её услышали.
В доме теперь хозяйничала Настя, ставшая два года назад Дружининой. Что случилось в тот злосчастно-счастливый день, доподлинно не знает никто, кроме непосредственных участников событий.
Бывший Настин муж в очередной раз допился до синих бесов, начал песню про загубленную жизнь молодецкую. Радужные перспективы, которые жена-староверка да скурёха погубила. После полез с кулаками, тряс Настю, по обыкновению, как грушу. Орал так, что соседи сбежались на концерт. Свекровь подпевала, визжала на весь белый свет про несчастье сына, про сноху бесноватую, непутёвую.
Как очнулась за калиткой, куда её швырнул в бешенстве муж, Настя не помнила. Поняла одно-единственное: или сейчас убежит, сгинет, или возьмёт ружьё и размозжит голову муженьку с его ненормальной мамашей.
Рванула домой, к отцу. До ужаса испугалась грех на душу взять. Убийство – великий грех, за него до конца дней прощение не вымолишь, и после смерти душа будет мучиться.
Дома встретил отец. Распахнул дверь, оглядел дочь с головы до ног, махнул рукой, веля зайти. Взял ружьё и вышел навстречу зятю со сватьей, которые грозно маршировали по улице за Настей, в окружении любопытных соседей. Не разобрались до конца, не искупила непутёвая девка вину за сегодняшнее поведение.
Ермолин вскинул ружьё навстречу шагающим. Посмотрел в упор на пьяного горе-зятя:
– Сделаешь шаг – стреляю в ноги. Второй – в голову. Приблизишься к Насте – считай, не жилец.
Зять шаг сделал, не послушал немногословного охотника, а он обещание выполнил, лупанул по ногам, искалечил «родственника». Когда люди в ужасе убегали, а сватья голосила на весь мир, предупредил, что если один неровный взгляд в сторону Насти упадёт – всё, не жилец тот, кто под ногами Ермолина корчился от боли и захлёбывался в слезах.
Отец исчез из Кандалов за полчаса до приезда наряда полиции. Всё, что нашла Настя – аккуратно смотанный кусок тряпицы, где купюра к купюре лежали деньги и записка, в которой было написано, что искать Александра Ермолина не надо. Ушёл в дальний, потаённый скит. Устал от мирской жизни. Деньги же оставил внуку Антошке. В доме может жить Настя, может Женя, если сподобится к корням вернуться, но всё же, по разумению малограмотного охотника, лучше Антоше жить в райцентре, а то и в большом городе – к врачам поближе. С божьей помощью, глядишь, встанет на ноги.
Сколько ни искали Ермолина, не нашли. Скорей всего, и не искали вовсе. Староверские скиты непроходимыми лесами сокрыты. Любой таёжный охотник знает, что лучше туда не заходить – можно не вернуться. Бывали те, кто случайно натыкался на скитников, их кормили, поили, собирали с собой провизию, отводили на дорогу, показывали верный путь. Но были и такие, кто не возвращался. Зверь загрыз или человек – ведали лишь бог да тайга. Желающих испытывать судьбу, искать беглеца в потаённых скитах не нашлось.
Уголовное дело на Ермолина, конечно, завели, а потом, говорили, оно пропало. Испарилось в бюрократических чертогах. Бывшая свекровь Насти подозрительно быстро замолчала, муж ходил тише воды, ниже травы, оглядывался. Только пить начал больше, за два года превратился в горького пьяницу, который тащил из дома всё, что мог, да воровал у матери небольшую пенсию.
Настя пожила в доме отца несколько месяцев, получила развод и сошлась с соседом – Сергеем Дружининым из крепкой, большой, дружной семьи, которая придерживалась старой веры. Те сначала не обрадовались выбору сына, но препятствовать не стали. Возраст Сергея подходил к тридцати, сейчас не женится, бобылём останется. Свекрови, естественно, хотелось невестку юную, непорочную, только где её взять-то? Для этого и жених должен быть молодым, невинным, а Серёга чистоту свою по бабским койкам расплескал.
А Настя Ермолина – женщина хозяйственная, с характером, к тому же, своей, истинной православной веры. Замужем побывала? Развод нынче не великий грех. Жизнь продолжается. Значит, жить надо. Дом строить. Детей рожать. Веры придерживаться, несмотря на треволнения в мире.
Через полгода Сергей и Настя сыграли тихую свадьбу. Шура не поехала на празднество. Сестре причину не озвучила, ни к чему ей о глупости Шуры и мужа ведать. Сейчас Шура без улыбки не могла вспоминать свои «мучения» в дни после первой, нечаянной встречи с будущим мужем.
Сергей вёл себя с Шурой отстранённо, вежливо, явно давая понять, что тот инцидент забыт, обратного хода нет. Он женатый человек, у Шуры есть муж. Что было, быльём поросло.
Снова пришло сообщение. Шура рванула к телефону. И снова не от Игната. От Жени, та теперь жила недалеко от Шуры, в нескольких остановках метро. Трудилась администратором маленькой ювелирной мастерской Александры Калугиной. Стоило признать, что в Жене проснулся огромный талант организатора, благодаря которому имя Александры Калугиной зазвучало в тесном ювелирном мире.
Антошка, естественно, жил с мамой, посещал обыкновенную школу, чем и он, и мама, и даже все Калугины сильно гордились. Много времени было потеряно из-за неустроенности медицины на периферии. Однако, перспективы выздоровления у парнишки становились реальнее с каждым днём. Возможно, он никогда не станет «нормальным» человеком в глазах обывателя, но совершенно точно будет полноценным членом общества, который в состоянии заботиться о себе, жить полной жизнью, получать образование, заниматься спортом, искусством, завести интересное хобби.
От нахлынувших воспоминаний, от мыслей, волнений, которые метались, не находя выхода, от того, что Шура невозможно тосковала по дому, Игнату, своему собственному миру в камерной мастерской, она разревелась. Совершенно отчаянно, громко, навзрыд.
– Ёжичек! – вдруг услышала за спиной.
Замерла, как испуганный зверёк. Обернулась, судорожно стирая слёзы с лица ладонями.
В дверях, перекинув полотенце через руку, в льняной рубахе с длинным рукавом стоял Игнат и испытующе смотрел на собственного непослушного, зарёванного ежа.
– Ёжичек, ты обещала не плакать, – пожурил он мягко.
– Это от холода, – соврала Шура. – За хлебом ходила, вот… А ты когда приехал? – очнулась она. – Как?
– Лёшка встретил на вокзале, – спокойно ответил Игнат.
– Выходит, он из райцентра ехал, – всколыхнулась Шура. – А мне ничего не сказал!
– Правильно, генерала надо слушать.
– Тебе дали генерала?
– Приказ подписан, осталась одна-единственная формальность, – засиял Игнат. – Говорят, не дадут мне звёзды, пока сына не рожу, или дочку.
– Игнат! – завизжала беспардонно счастливая Шура, пятясь к стене.
Сейчас её будут любить. Она знает этот взгляд собственного мужа. Не просто знает, а любит, обожает, отвечает полной взаимностью.
– Что? – невозмутимо ответили ей. – Я готов выполнять приказ.
– Вижу, – ответила Шура, плотоядно, как кошка облизнувшись. Или как ёж – тоже ведь хищник.
