Саша притянул к себе крепкой рукой. Алиса распласталась рядом с горячим телом, продолжая гладить всё, до чего могла дотянуться. Скользнула ладонью по члену, с восторгом отмечая стон Саши, откинутую шею, приоткрытый рот, настойчивое движение бёдер. Обхватила ствол, провела вверх-вниз, огладила пальцем головку, замерла на минуту, ощущая пульсацию и то, насколько твёрдым стал член, хотя, казалось, сильнее невозможно.
Наверное, Саша ждал ответной ласки Алисы, она хотела применить теоретические знания, которыми владела, только руки не слушались, во рту пересохло, тело словно онемело, стало чужим. Мучительно неловко, болезненно стыдно понимать, что ты лишь неопытная девчонка рядом со взрослым, состоявшимся мужчиной, потрясающим любовником, сводившим с ума не один десяток женщин очно и тысячи заочно.
Она нервно облизала губы, борясь с подступающим волнением, сжала ладони, скрывая тремор, глубоко вздохнула и скользнула вниз по телу Саши.
– Тш-ш-ш-ш, – было ей ответом.
Одним ловким, не терпящим возражений движением, Саша вернул её на исходную позицию. Резко вдавил в себя, перекатился сначала на спину, огладил от шеи до поясницы, с силой сжал ягодицы, провёл между ними, остановился на колечке ануса, отчего Алиса совершенно неожиданно взвизгнула, а потом таким же движением уложил на спину, впечатывая в постель своим телом.
– Девочка моя, – прошептал он в губы, тут же накрывая безумным, напористым поцелуем, заставляющим мгновенно забыть всё и вся.
Потеряться в потоке жгучего, сносящего удовольствия, в тягучей, вязкой истоме, граничащей с истеричным желанием взять всё, что он может дать, больше, ещё больше. Стоны, прерывистое дыхание, движение тел, рук, губ – сводили с ума.
Алиса цеплялась за мужские плечи, позволяла делать с собой немыслимое, стыдное, развратное. Когда же её запястья захватила крепкая ладонь, подняв над головой, и вовсе потерялась в шквальном вихре.
Движение члена было резким, Алиса вскрикнула от неожиданности и боли, тут же отвлеклась на настырный, убийственно-напористый поцелуй, а потом едва успевала отвечать на темп, задаваемый Сашей – быстрый, безумный, сильный. Головокружительный. Пока снова не провалилась в оргазм, как в пропасть.
– Алиса, девочка, давай-ка подумаем обо мне, – прошептал Саша, она лишь кивнула, пытаясь сфокусироваться на потемневшем, синем-синем взгляде.
Он сначала уложил Алису на живот, потом приподнял бёдра, она упёрлась руками в упругий матрас, расставляя ноги шире. Несколько движений головкой по чувствительным половым губам, клитору, сильный толчок, заставивший вскрикнуть от неожиданности.
Это было совсем по-другому. Сумасшедше. Болезненно и одновременно сладко, пока боль от незнакомой телу Алисы позиции не сменилась чистейшим удовольствием. Цеплялась за простыню, упиралась щекой в подушку, душила крик какой-то отчаянной радости, гасила невольно подступившие слёзы, глупо и рвано дышала, пока не почувствовала пульсацию члена внутри себя, а несколько движений Сашиного пальца по клитору не заставили её кончить и, кажется, умереть.
Глава 22
Чуть меньше недели прошло, как целый год по событиям, и миг – по ощущениям. В те дни Алиса была счастлива.
Счастлива, как девушка, чувствующая взаимность любимого мужчины. Конечно, самого лучшего на Земле. В целой вселенной – лучшего.
Счастлива, как женщина, впервые познавшая радость плотской любви: страсть, жар, похоть, безумие. Сладость, нежность, радость от каждого прикосновения, взгляда, вздоха.
Счастлива, как может быть счастлив человек, которому шёл двадцатый год.
Из Выборга они вернулись лишь к вечеру следующего дня. Стыдно признаться, из номера не выбирались. До того дня Алиса Щербакова считала, что «неистовая страсть» случается лишь на страницах любовных романов, но в гостиничном номере наедине с Сашей узнала – в жизни такое тоже бывает.
Они много разговаривали, шутили, смеялись, заказывали еду в номер, играли в «морской бой» на салфетках из ресторана. Всё, чем бы они ни занимались, заканчивалось любовью. Наверное, потому что с неё всё начиналось.
– Мимо, – говорила она, смотря на салфетку с полем боя.
– Сейчас не промахнусь, – отвечал Саша и подбирался к Алисе, словно хищник, а потом нападал… поцелуем. Жарким, сладким, как кофе, который пили из одной чашки минуту назад. С привкусом корицы и любви.
Алиса заходила в ванную комнату, стояла под тропическими струями, закидывала голову, задорно смеясь, дразнила Сашу. Дерзкая, смелая, сексуальная, как героиня кинофильмов – такой она себе казалась. Он наигранно рычал, якобы злился, а потом вставал под тот же душ, отметая игривые возражения:
– Нет, не упадём. У меня отличная координация.
А Алиса падала, проваливалась в пучину взаимной любви. Внезапного, невозможно яркого, как вспышка на солнце, счастья. С привкусом корицы на губах. В льдистый взгляд синих-синих, невозможно ярких, любящих глаз. Её любящих. Её – Алису Щербакову. Ту, которой шёл двадцатый год, которая была счастлива. Счастлива!
Они вернулись в коттеджный посёлок ближе к ужину. Алиса сидела в машине и не хотела уходить, расставаться с Сашей хоть на миг.
– Иди, иди, – шепнул Саша, легко-легко касаясь её губ своими.
– Иду, – кивнула она и осталась на месте.
– Девочка, – улыбнулись льдистые глаза. Невозможно синие. До боли любимые. До последней чёрточки на радужке – её. – Моя девочка.
– А ты мой, – прищурилась она.
– Твой, – шептал Саша. Алиса верила. Ведь нельзя не верить льдистому взгляду, когда тебе идёт двадцатый год.
Бабушка Анна встретила внучку грозовым молчанием. Она оглядела счастливую, вбежавшую в вестибюль Алису с ног до головы, поджала губы и поднялась наверх, в свою комнату. Влетел Сёмка, вываливая на зашедшую мега-новости: с этого учебного года он будет ходить в бассейн. Конечно, брат и раньше занимался, но теперь всё серьёзно – он собирается пойти в спортивную секцию и стать чемпионом мира, как сам Александр Хокканен. В дверном проёме из вестибюля в столовую, слушая грандиозные планы сына, посмеивался папа, обнимая улыбающуюся жену.
– Пойдём, пошушукаемся, – улыбнулась мама, оторвалась от лукавой улыбки мужа, обогнула брызжущего энтузиазмом Сёмку и остановилась возле дочери.
– Пойдём, – пожала плечами Алиса, мельком глянув на себя в зеркало.
Если бы Алиса Щербакова не была в тот момент настолько беспардонно счастлива и безумно влюблена, покрылась бы стыдливой краской с головы до ног, а у неё лишь зарделись щёки, быстро вернув себе привычную бледность. Губы – припухшие, зацелованные. На шее красноречиво проступало раздражение от щетины Саши – к утру он стал колючим, как ёж. А тем, что оставалось под покровом платья и бюстгальтера, Алиса гордилась, но никому бы не показала. Саша так и сказал, отрывая губы от незагорелой кожи:
– Здесь никто не увидит, а я буду знать, что ты моя девочка, Алиса Щербакова.
