– Остудил?
– Остудил, – он замер, упёрся взглядом в собеседницу, очертил им абрис лица, остановился на губах, пробрался под куртку и ухнул в низ живота, отозвавшись там сладкой тяжестью. И лишь после этого вернулся к лицу, глазам, пригвоздив льдистым взглядом к месту.
– Холодно-то как! – в отличие от взгляда, голос Саши отдавал весельем. – Отвернись, мне плавки нужно снять, – глаза Алисы стали похожи на плошки, а лицо покрылось совсем ненужным румянцем. Будто ей снова те, кажущиеся бесконечно далёкими, девятнадцать лет.
Отвернулась, через минуту копошения за спиной ей сообщили, что смотреть можно.
– Тебя мог кто-нибудь увидеть, – отчего-то улыбаясь, сказала она. – Сфотографировать.
– Кто? – Саша махнул в сторону пустующих домов и убрал упрямую прядь со лба. – Если только какой-нибудь отчаянный папарацци заработает на моём голом заде.
– Не только на… ягодицах.
– Алиса Щербакова, ты по-прежнему стесняешься сказать слово «попа»? – фыркнул он. Алиса неожиданно ответила тем же. – Для эксклюзивных кадров бедняге папарацци пришлось бы торчать в озере, в кои-то веки он честно отработал бы деньги.
Они спешно двинулись по тропинке, Саша хоть и был одет в тёплый спортивный костюм, поминутно вздрагивал от холода. Остановились в проулке между двумя домами – её и его. Алиса почувствовала прикосновение прохладной руки к своей ладони и покорно двинулась за Сашей. В дом его родителей.
___________________________________
* Отсылка к произведению Карамзина «Бедная Лиза».
Глава 53
Ничего не изменилось с того лета, с той недели, которую они провели вместе. А ведь казалось, прошла целая вечность, разбросав их, как осколки после взрыва. Просторный вестибюль, лестница на второй и третий этажи по центру, широкий проём, ведущий в кухонную зону.
– Как ты? – спросил Саша, усадив Алису за стол, сам остался стоять, лишь снял толстовку, небрежно повесив на спинку стула.
– Ничего, – пожала плечами.
Действительно «ничего». Журналисты распинаются, ток-шоу продолжаются, коллеги отбиваются от навязчивых корреспондентов. Пол выучил несколько новых нецензурных выражений, Адела держит покер-фейс, мама переживает после смерти Анны, но заботы о Сёмке отвлекают, папа работает, а Алиса… так… «ничего». Продолжает жить, играет каждый день на скрипке, смотря на фотографию в чёрной рамке.
– Ты разводишься? – она встрепенулась, вспомнив последние новости, отвела взгляд. – Прости, я не хотела, чтобы… так.
– Не хотела моего развода? – Льдистый взгляд врезался со всего маха в солнечное сплетение, прошил насквозь, заставляя сжаться от боли и стыда. Не хотела… Мечтала! Себе можно признаться – страстно желала, вот только не подумала, что дальше. Не задумывалась, какой ценой. – Что ж, а я хотел, – Саша отошёл к кухонным шкафам, начал доставать посуду, греметь тарелками, звякать о каменную столешницу приборами: – Страшно хочу есть, составишь компанию?
– Я не голодна, спасибо.
– Когда ты ела последний раз?
– Вчера? – Вчера она должна была есть. На поминках Анны Эмон, Алиса сидела в ресторане за щедро накрытым столом, значит – ела.
– Ясно, – Саша поставил блюдо в микроволновку, доставал банки с чем-то из огромного холодильника, криво порезал свежие овощи и зелень, смахнул в керамическое блюдо – подразумевалось, что это салат.
– Грузди Ниина солила, – всё, чем прокомментировал Саша появление на столе солёных грибов, огурцов и отварного картофеля с крупными кусками мяса. – Огурцы тоже. Картошку с мясом тоже она приготовила. Помнишь Ниину?
– Конечно, – Алиса кивнула. Она помнила. И Ниину, и жару, и вкус цукатов на языке Саши. Всё-всё-всё помнила, оказалось, никогда не забывала, не хотела забывать.
– Я подал на развод ещё до Олимпиады, – зачем-то сказал Саша. – Надоела игра в семейную жизнь, всё, что связано с Мэриан надоело, – автоматически назвал Марьяну англоязычным именем. – Особенно её наркотики.
– Почему? Чего ей не хватает? – спросила Алиса.
Мэриан навсегда стала для неё чужим, ненавистным человеком, с которым она не собиралась встречаться никогда в жизни. Человеком, с которым никогда, ни при каких обстоятельствах не станет общаться, даже вскользь. Человеком, проехавшимся танком по её репутации. Человеком, убившим Анну Эмон. Однако Алиса помнила девочку Марьяну – одноклассницу, подружку детских игр, поверенную самых секретных-пресекретных тайн. Девочку в аккуратной школьной форме. Девочку, считавшую свою подружку не от мира сего, но всегда стоявшую за неё горой. Куда пропала та девочка, почему на её место пришла разбитная, отвратительная деваха, выглядящая как дешёвая проститутка? Наркоманка.
– Давно она употребляет? – добавила Алиса.
– Давно, – Саша пожал плечами. – Тем летом, когда мы встретились в «Расси», она уже сидела на коксе.
– Господи…
– Несколько раз бросала, держалась, потом снова начинала, и снова бросала. С меня хватит, в семейную жизнь наигрался. Пусть катится к своим дружкам и сомнительным удовольствиям.
– В разводе будут винить тебя. – Кого же ещё? Ведь именно Александр Хокканен пойман на связи со «скандально известной Элис Эмон».
– Серьёзно? – Саша нехорошо ухмыльнулся. – За это время у меня накопилось столько компромата на жену, что Эриберто Ласкано* покажется младенцем. Я уничтожу её, – он откусил солёный груздь и закатил глаза в удовольствии: – Твою ж мать, сколько лет я об этом мечтал!
– Она твоя жена… почти бывшая жена… ты ведь любишь её!
Естественно, любит или любил, иначе – зачем женился? У Александра Хокканена достаточно денег, славы, связей, ему незачем жениться на ком-то по расчёту. И какой расчёт? Отец Марьяны – российский чиновник, политик, не высовывающийся на международный уровень. Хокканену же закрыта дорога в российскую политику – для родины он навсегда останется персоной нон грата.
– Люблю я тебя, Алиса Щербакова. – Она едва не задохнулась от обыденного тона, которым были произнесены слова, вкупе со льдистым взглядом, прожигающим в груди дыру размером с космос.
– Я люблю тебя, – повторил он твёрдо, пока Алиса вдыхала и выдыхала три слова: «Я» – вдох. «Люблю» – выдох. «Тебя» – вдох. – Это то, что ты должна знать. То, что ты знаешь. Ещё ты должна знать, что я не набитый синтепоном заяц и не позволю Мэриан победить в этой истории. Однажды я переступил через всё, что было мне дорого. Бросил друзей, с которыми тренировался годами, людей, давших мне путёвку в жизнь, страну, нажил сотню врагов. Мой тренер заявил, что никогда не подаст мне руки, и сдержал слово. Лучший друг отворачивается при встрече. Но я никогда не жалел о том, что переехал, получил спортивное гражданство и выступал под флагом США. Потому что всегда знал, что стану грёбаным олимпийским чемпионом. Неоднократным. Что буду стоять на верхней ступени, что достоин этого, и никому не позволил мне помешать. Мэриан поплатится за то, что сделала, – закончил он.
