Я поворачиваюсь к З.
– Кто они? – показываю на окаменевшие останки. – Почему у них земное снаряжение и оружие? Когда они сюда попали, чтобы успеть превратиться в окаменелость? Как что-то вообще может окаменеть в месте, где для этого нет никаких условий?
З смотрит на меня, пожимает плечами, отворачивается и идет дальше по коридору…
* * *
Мы продолжаем двигаться дальше. Все идут молча, чтобы сберечь дыхание, но я могу предположить, какие мысли сейчас переполняют бойцов. Ощущение необычности этого места постепенно притупляется, однако мысли о странной находке, сделанной по дороге, никак не отпускают меня. Судя по фрагментам снаряжения и оружия, то было войсковое или полицейское подразделение. Но кто были эти люди? Что они здесь делали? Что с ними случилось?
Я мотаю головой, пытаясь остановить бесконечный круговорот вопросов, на которые все равно нет ответов. Единственный человек (человек ли?), который способен внести хоть какую-то ясность, – это З, но она игнорирует мои вопросы и продолжает безостановочно идти. А у меня нет ни сил, ни желания устраивать сцену перед бойцами и требовать у З ответов. Группа на взводе, и в горячке спора или ссоры может произойти непоправимое. Именно поэтому я пытаюсь сохранить сложившийся хрупкий баланс…
Еще через час быстрой ходьбы мы уже валимся с ног от усталости. Именно тогда и появляется туман. Он окутывает нас внезапно, будто накрывая ватным одеялом… Буквально за секунду я оказываюсь в густой пелене молочного цвета. Резко остановившись, я прислушиваюсь, но не слышу ни звука. Я поворачиваюсь, чтобы вернуться к основной группе, идущей позади, но тут же теряю направление движения. Туман настолько густой, что, лишь поднеся руку к самым глазам, я улавливаю слабое движение.
Выставив руки вперед, я начинаю медленно идти. Потом поворачиваю и вновь иду, обшаривая пространство впереди себя руками. После ряда попыток нащупать стены я так их и не касаюсь – их, похоже, больше нет.
– Что я тут делаю? Кто я?
Вздрогнув, я резко останавливаюсь и судорожно выставляю автомат вперед. Горячий пот мгновенно заливает глаза, но я боюсь отпустить оружие даже на краткий миг, чтобы вытереть лицо.
– Кто спасется из жуткого мрака?
Волосы шевелятся на затылке, и леденящий холод пробирает меня до дрожи. Лишь сейчас я осознаю, что это говорю я сам… И в этот момент я слышу тяжелое дыхание у себя за спиной…
Моментально развернувшись, я делаю судорожный вздох и секунд тридцать не выдыхаю, прислушиваясь и вглядываясь в окружающий белый мрак расширенными глазами. Я стою неподвижно, боясь даже пошевелить рукой, чтобы не привлечь к себе то, что, возможно, прячется в тумане. Все мои ночные кошмары оживают сейчас… Темная тень, кружащая вокруг… Нечто невообразимо древнее, лениво выплывшее из мрака, чтобы…
Как по щелчку туман рассеивается. Я нахожусь метрах в пятидесяти от основной группы, которая распалась на отдельных бойцов, уткнувшихся в стену, привставших на одно колено или лежащих на полу. Я бегом возвращаюсь к группе и провожу быструю перекличку. Одного из бойцов, шедшего в арьергарде, нет…
Мы тут же разбиваемся на пять небольших групп и расходимся в разные стороны, осматривая все близлежащие боковые коридоры. Рации не функционируют, и мы договариваемся вернуться на это место, помеченное красной краской, через шестьдесят минут.
Через двадцать минут в одном из боковых коридоров мы находим шлем пропавшего с прикрепленной тактической камерой. Никаких иных следов или снаряжения не обнаружено…
Быстро вернувшись на место сбора, я вытащил карту памяти из камеры и вставил ее в походный лэптоп, молясь, чтобы боец успел включить видеозапись. Он, как оказалось, успел…
Начало записи.
Изображение трясется верх-вниз, и видно, что боец бежит по коридору. За кадром слышно его тяжелое дыхание и неразборчивое бормотание:
– Где… (неразборчиво) подева… (неразборчиво) происход… (неразборчиво)
Изображение резко стабилизируется и замирает: боец внезапно останавливается. Слышен звук расстегиваемых ремешков, и изображение, качнувшись, меняет ракурс, и теперь я вижу лицо бойца: он держит снятый шлем с камерой в руках и снимает себя. Он очень бледен, под глазами видны черные круги. Боец начинает говорить в камеру тихо, но отчетливо:
– Не понимаю, что происходит, группа завернула за угол и в секунду исчезла. Долго бежал по коридору, куда они вошли, но никого не нашел.
Пауза.
– Я остался один.
Камера дергается, когда он резко оборачивается и смотрит куда-то назад. Повернувшись к объективу, он продолжает:
– По-моему, я что-то видел в коридоре, будто что-то темное проползло по потолку. – Голос дрожит.
Он замолкает и вслушивается, морщась от напряжения и страха. Слышно его судорожное тяжелое дыхание. Внезапно отчетливо слышится еще один звук, напоминающий частую дробь копыт… Через миг к нему примешивается утробное горловое рычание… В ту же секунду боец исчезает из кадра, и изображение, перекувырнувшись несколько раз, застывает. Шлем явно падает, и объектив камеры утыкается в стену. Должно быть, боец отбрасывает шлем, чтобы освободить руки. Подтверждая эти догадки, слышится несколько коротких приглушенных очередей. Затем камера фиксирует последнюю фразу пропавшего бойца:
– Этого не может быть, мне просто чудится…
После слышится топот ног в тяжелых ботинках, который постепенно затихает вдали. Можно уловить приглушенный расстоянием звук нескольких коротких очередей. А еще через четыре секунды доносится слабый крик.
Конец записи.
Никакого намека на туман на записи нет.
* * *
Потеря соратника подрывает моральный дух группы. Мы не знаем, жив ли наш товарищ. Я долго не могу решить, идти ли нам дальше или остаться и продолжить поиск. Инстинктивно я чувствую, что найти затерянного в дебрях коридоров бойца практически нереально, даже если предположить, что он еще жив. Отчетливо слышанные нами звуки, издаваемые кем-то или чем-то, и последовавшая реакция тренированного бойца оставляют мало надежды на благополучный исход…
В конце концов я принимаю решение двигаться дальше, а масштабную поисковую операцию начать по дороге обратно. Тогда я еще не знаю, что назад группа уже не вернется…
Я собираю бойцов, сообщаю о принятом мной решении и прошу подготовиться к продолжению похода. Члены группы кивают, однако я читаю сомнения на их лицах. Буквально через несколько минут череда неожиданных событий положит конец этим колебаниям…
Мы выступаем и сразу набираем быстрый темп. Постепенно я вновь вхожу в ритм однообразных движений и погружаюсь в тягостные мысли о судьбе пропавшего товарища. Поэтому я не сразу реагирую, когда слышу внезапный гомон голосов сзади. Резкие вскрики постепенно достигают моего сознания, и я наконец оборачиваюсь… Я вижу лежащее тело одного из бойцов, подергивающееся на полу, в то время как медик группы пытается удержать его голову. Оставшаяся часть группы стоит чуть поодаль, и ошеломленные бойцы молча наблюдают за судорогами товарища.
