Сжав жезл, я поднял его повыше, чтобы как следует рассмотреть под самым светильником вагона. Мне хотелось им помахать, как это сделал монсеньор Акскон, но в вагоне и кроме меня были пассажиры. Пришлось сунуть палочку обратно в портплед.
12
На следующий день я вместе с Алинной отправился навестить родителей. Они жили по-прежнему в нашем старом семейном доме, который опять показался мне меньше и теснее, чем был, когда я сам жил там ребенком. Так как последние месяцы выдались крайне занятыми, а с матерью я постоянно держал связь по телефону, мы не заходили туда уже больше года. Но стоило нам войти, как я понял, что жизнь родителей с последнего визита претерпела сильный упадок.
Дом выглядел неприбранным и заставленным; в коридоре и на лестнице штабелями выстроились картонные коробки. Большая передняя гостиная была забита мебелью и опять же коробками. Родители, судя по всему, обитали в уютной комнате для музицирования в задней части дома: там по-прежнему стоял рояль, но к нему присоединились курганы нотных листов и сотни старых газет, сложенных стопками вокруг и частично внутри камина. На полу валялись немытые тарелки и разрозненные столовые приборы. Шторы были задернуты, но к гардинам прицеплены кое-как, а одна из гардин вообще отошла от стены. Внутрь углом вливался солнечный свет. Надо всем витал неприятный запах.
Мы с Алинной принесли с собой скрипки, помня о последнем визите, когда мы с родителями играли все вместе допоздна, но на сей раз, стоило нам понять, что здесь творится, мы убрали футляры подальше с глаз в прихожей.
Бо`льшую часть времени, что мы там провели, отец бессловесно просидел в кресле за роялем, почти скрытый от наших взглядов фотографиями в рамках, стоявшими на крышке. Он приветственно поднял руку, когда мы вошли. Алинна, обойдя рояль, попыталась поговорить с ним.
Родителями полностью овладела скорбь, лишившая их радостей жизни и надежды на будущее. Стоило нам пройти внутрь, как я понял, в чем дело. Все было из-за Джака, который так и не вернулся, по-прежнему находясь где-то на войне, спустя столько лет. Это его портреты стояли на рояле – он выглядел там, как мальчик, да мальчиком он и был на этих изображениях. Письмо, которое он прислал перед отправлением на юг, тоже было вставлено в рамочку и стояло перед фотографиями. В этом письме, в этих выцветших снимках заключалась единственная наша надежда когда-нибудь снова увидеть Джака. Столько лет уже прошло без него.
Отсутствие Джака оставалось постоянным фоном для всего, что я делал. Случившееся с ним, что бы это ни было, вселяло в меня ужас, несчастье, вину, беспомощность; но ведь невозможно испытывать все эти эмоции изо дня в день, час за часом. Я страшился за него, был полон ужаса перед известием, которое мне казалось неизбежным: что Джак погиб, пропал без вести, смертельно ранен, дезертировал и расстрелян. Все эти возможности я обдумывал многократно.
Однако время шло, я жил своей жизнью, дурные вести не приходили, но и Джак не возвращался. Я его не забыл, всегда держал в памяти, как его увозили, но с течением лет вспоминать брата становилось все труднее. Ужас, беспомощность и несчастье – уже плохо, но труднее всего было справиться с чувством вины.
– Скоро Джака вернут домой, – сказала в тот день моя мать. Она перечислила другие подразделения, в которые набирали рекрутов за несколько месяцев до призыва Джака. – 275-й батальон уже благополучно прибыл. Ведь их отпускают по порядку, правда? Должно быть, уже немного осталось, и мы увидим Джака.
Она ждала возвращения 289-го. Жизнерадостно, но бессвязно пересказывала она сводки новостей, распространявшиеся военной хунтой по радио. Передавали их регулярно, каждую неделю, и я тоже слушал эти передачи, пока не понял, что они представляют собой в действительности.
Маму утешали эти невнятные сообщения то об успешной стычке здесь, то о разгроме вражеского отряда там, то о победе, то о тактическом отступлении, то о заложении новой крепости, то о долгом марш-броске по льдистой пустыне для подкрепления соседних участков фронта – всегда с минимальными жертвами. Она указала мне на груду старых газет. Сведения из них всегда были ободряющими. Среди юных глондских солдат даже раненых неизменно было немного, тогда как бойцы противника, Файандлендского Альянса, якобы несли страшные потери. Конца войне все еще не предвиделось, но наша сторона одолевала. Победа была неизбежна. Когда-нибудь.
Мы просидели с родителями, сколько могли, но тоскливо было видеть их в таком состоянии. Алинна приготовила легкий ужин, и за столом отец оказался рядом со мной.
– Я проигрывал твои записи, Сандро, – сказал он.
– Тебе понравились?
Я был польщен.
– Понравились.
Немного погодя он повторил:
– Я проигрывал твои записи, Сандро.
– Спасибо, папа.
Я попытался рассказать им о туре, которому предстояло начаться меньше чем через сорок восемь часов, но, по-моему, ни отец, ни мать ничего не поняли.
Когда мы вернулись домой, Алинна сказала:
– Ты понимаешь, что почти никогда не рассказывал мне о Джаке? Каким он был, что ты о нем помнишь, что испытываешь к нему.
– Не знаю, что и думать, – ответил я. – Стало быть, я не знал, о чем рассказать. Я потерял брата, даже не успев понять, что теряю его. Не знаю, увижусь ли с ним когда-нибудь.
– Сколько ему сейчас?
– Он старше меня на четыре с небольшим года.
– Значит, сейчас он… среднего возраста?
– Почти пожилой, – согласился я.
– Разве в таком возрасте еще служат в армии?
– Я всегда думал, что он был слишком молод для службы. И чем больше проходит времени, тем я больше в этом уверен. Глядя сегодня на эти старые фотографии…
– Нам бы следовало почаще видеть твоих родителей, – предложила Алинна.
– Да, – подтвердил я, но сам думал уже о поездке, которая неуклонно приближалась. – Мы обязательно зайдем к ним, как только я приеду.
– Хочешь, я буду их навещать, пока ты ездишь?
– Это же всего несколько недель. Давай уж подождем, пока я вернусь.
Теперь я часто вспоминаю эти слова.
13
Встреча с родителями совсем лишила меня присутствия духа. Следовало бы отменить поездку, но я этого не сделал. Такой поступок убил бы самую суть моей работы. Я знал, что живущие во мне образы океана и разбросанных в нем островов основаны на фантазиях и мечтах, порождены любопытством, взращенным невежеством. Чтобы завершить труд, приняться за большие, серьезные задачи, которые, как я думал, ждут меня впереди, необходимо было встретиться с Архипелагом Грез напрямую.
Тур начинался с гала-концерта на большой сцене Федерального концертного зала в Глонде, в столице. Алинна присутствовала вместе со мной – я в концерте официально не участвовал, так что мы сидели с ней рядом на предоставленных нам местах в передних рядах и впитывали величественные, изысканные звуки первоклассного оркестра, исполняющего три сочинения великих классиков. После окончания дарили цветы, произносили речи, лили слезы. Грянули, словно гром, овации; оркестр сыграл легкую, радостную вещицу на бис и ушел со сцены; публика аплодировала стоя. Мы с Алинной провели вместе последнюю ночь в отеле, а поутру распрощались.
