Потом я внезапно насторожился. Они играли что-то, основанное на центральной теме «Символов прилива»!
Кто играет? Живая группа? Или это запись, включенная чересчур громко? Я повернулся, сунулся в иллюминатор лицом, потом ухом, пытаясь расслышать получше, но это круглое оконце открывалось лишь на небольшую щель. Вот и опять! Струнные развивают главную тему, потом идет ее короткое усложнение и смена ключа. Эта музыка была моей, потому что родилась из глубин моей души, жизни, моих чувств, потому что это была первая моя работа, вышедшая в записи, потому что она была связана с памятной частью моей судьбы, потому что я любил ее. То была часть меня.
Кто бы ее ни играл, кто бы ни произвел запись, он превратил мою музыку в нечто безликое, громкое и ритмичное, сделал из нее монотонную дешевку, банальную и бездумную, – и все-таки она оставалась моей.
Армия превратила моего брата в бездушного солдата, но он остался моим братом.
В узком поле зрения, какое мог позволить иллюминатор, я пытался рассмотреть, что делается на набережной. Большинство зданий погасили наконец огни, но мигающие неоновые вывески еще освещали цепочку баров, кафе и клубов в первых этажах. У одного из заведений имелась большая витрина, ярко освещенная изнутри. Я почти не мог уловить деталей, но разглядел смутные силуэты голов и плеч людей за стеклом, которые поднимались и опускались, приплясывая под повторявшуюся, банальную, безмозглую версию моей музыки.
В конце концов, я едва заснул, даже после того как музыка, наконец, умолкла. Может быть, подремал час-другой, но то был полусон, не принесший удовлетворения, беспокойный и настороженный. Я все время ворочался. Небо на востоке светлело. По улицам и пристани ползали большие мусороуборочные машины. Мусорщики громко перекликались, громыхали урны, которые опустошали в бункеры. Рычали двигатели установленных в кузовах механизмов, дробящих и прессующих мусор.
56
Я вышел на прогулочную палубу раньше, чем Кан вернулась на судно. Оттуда, как и с большинства других палуб, открывался хороший вид на гавань. Корабль постепенно оживал, члены экипажа по одному возвращались на борт и отправлялись в его недра запускать насосы и генераторы. Я увидел, как двое чиновников в форме подошли к зданию службы Приема и отперли дверь. Полосатый навес никуда не делся, но адептов поблизости видно не было.
Приятно было подышать свежим воздухом и размять ноги – я все еще втайне наслаждался легкостью, с которой пользовался телом. Не было ни малейшей скованности, донимавшей прежде меня ежеутренне с час или около того после пробуждения. Я понимал, что, должно быть, это продолжалось уже некоторое время, но сегодня утром я впервые осознал и оценил свое состояние.
Город выглядел чистым и тихим, совсем не таким, как в долгие часы ярких огней и мерзкого шума. Гуляки, надо полагать, отсыпались после ночных излишеств. Все бары и ночные клубы вдоль набережной были закрыты и забраны ставнями. Автоцистерна с разбрызгивателем поливала дорогу, идущую вокруг гавани, смачивая немногочисленный мелкий мусор, оставшийся несобранным после ночного празднества. Появились несколько продавцов с прилавками на колесах и принялись раскладывать фрукты, цветы и вина. Я увидел, что на судно поднимается команда уборщиков, толкая тележки со свежим постельным бельем и полотенцами. Поставщики доставили к кораблю запас еды и питья со склада, и молодые рабочие потащили их на борт. Другие грузы переправлял в два больших трюма кран, возвышавшийся над гаванью.
Я заметил, что группа пассажиров ждет перед зданием Приема, хотя ни одно судно не причаливало и корабль, на котором я находился, оставался единственным в гавани. Место для адептов по-прежнему пустовало.
Температура начала повышаться вместе с восходящим солнцем.
Наконец я увидел Кан и еще одну женщину-адепта, Ренеттиа, идущих по набережной. Я пошел вниз, чтобы встретить их на трапе, но каким-то необъяснимым образом разминулся с ними и нашел их уже поджидающими меня на прогулочной палубе, где я только что стоял. Мои сумки стояли рядом с ними. Я был готов отправляться, но Ренеттиа подняла руки, останавливая меня.
– Монсеньор Сасскен, вы должны остаться на корабле. Нам нужно обсудить ваши возможные действия.
– Мои действия? Я прождал целую ночь. Хочу сойти на берег.
– Не сейчас.
– Кан мне сказала, что есть какие-то проблемы с правилами Приема, но вы их решите.
– Да, но нужно обсудить варианты.
Я бросил взгляд на Кан, ища поддержки, но та смотрела в сторону, куда-то за волнолом.
– Это родной остров Кан. Градуальные воздействия здесь столь сложные, что вам необходим для поддержки местный уроженец. Если вы хотите покинуть Хакерлин и перебраться на Душитель, то, когда вы туда прибудете, возникнут проблемы, если вас должным образом не подготовить.
– Это значит, что вы снова хотите денег? – спросил я.
– Если вы покинете этот остров, адептские возможности Кан уменьшатся. Вам понадобится, чтобы вас сопровождали мы обе.
– Так сколько вам еще?
– Поймите, градуал здесь, на Хакерлине, очень мощный и представляет собой сложный узор полей. Кан обучена с ним управляться. Но если вы переправитесь на Теммил, Душитель, то попадете в иную гравитационную структуру. Градиент на Теммиле однонаправленный. Вам известно, что это значит?
– Я просто хочу туда попасть, – ответил я.
– Между этими двумя островами имеется мощное темпоральное напряжение, но они находятся в балансе, один уравновешен другим. Каждый компенсирует другой.
– И как все это относится к моим действиям?
– Вы сказали Кан, что собираетесь с кем-то встретиться на Душителе.
– Это может и подождать, – возразил я. – Главным образом я сейчас хочу сойти с корабля.
– Вы уже были однажды на Теммиле?
– Был.
– И вы переправлялись отсюда на Теммил?
– Наоборот. Я прибыл на Хакерлин с Теммила. И, вы знаете, все перемещения были подготовлены организаторами тура. Никто из нас ничего не знал о градиентах и гравитации.
– Теперь последствия вам известны.
– И вы просите еще денег? – настаивал я.
– Сто хакерлинских талантов.
Меня это удивило, но я сказал:
– Я уже заплатил Кан шестьдесят. Пятьдесят дам вам.
– Мы не торгуемся.
– Что я получу за дополнительную плату? Я потратил почти все наличные.
– В Хакерлине-Обетованном есть банк. Мы отведем вас туда.
– Вы сказали, есть варианты. Что, если я не заплачу?
– Это один из вариантов.
Обе женщины стояли ко мне лицом, Кан почти вплотную. Если они хотели, чтобы я почувствовал себя загнанным в угол, то преуспели.
– Таково ваше намерение? – спросила Ренеттиа.
