– Мы ведь договорились, верно?
Только одна ночь. Мне предстояло назавтра отправляться на Хакерлин, она же готовилась к серии сольных концертов на другом острове. На Деммере? Я не мог остаться на Теммиле, она не могла отправиться со мной. Я был полон раскаяния, поскольку был женат; нам предстояло расстаться, и мы знали заранее, что придется, а потом мы расстались.
Потянувшись ко мне, Кеа коротко стиснула мою руку.
– Я помню, как все вышло, Сандро. Я не жалуюсь.
Когда она отпустила мою руку, я опустился на корточки, чтобы не возвышаться над ней.
– Нам явно есть что порассказать друг другу, – предположила она. – Так где ты остановился?
– Я снял дом на краю города. На какое-то время.
– Если ты снял жилье, это, похоже, не просто краткий визит.
– Я не знаю толком, что мне делать. Пока поживу здесь, но, может быть, и совсем осяду. Мне нравится на Теммиле, и дом понравился. Там есть рояльчик.
Похоже, эта новость произвела на нее впечатление. Контрабасист не торопясь возвращался к сцене. Сейчас он остановился поболтать с парой посетителей за одним из столиков.
Кеа сказала:
– Мне играть еще полчаса. Останешься послушать?
– Конечно.
– А потом выпьем немного, отпразднуем встречу.
Контрабасист шагнул на сцену и оказался рядом с нами. Кеа взглянула на него и сказала:
– Тео, это Сандро Сасскен. Мой старый друг.
– Рад познакомиться, Сандро, – любезно ответил тот. Мы обменялись рукопожатием, и я ощутил загрубевшие подушечки пальцев, какие бывают, когда постоянно играешь на струнном инструменте. У меня самого похожие мозоли на левой руке от скрипки. За всю жизнь ни разу не сходили.
Я вернулся за свой столик. Через несколько секунд Кеа что-то объявила в микрофон, но из-за плохой акустики я толком не расслышал, что именно. Кажется, она произнесла мое имя. Миг спустя они с Тео вновь заиграли.
Начали они с плавного вступления. Тео повел серией протяжных басовых нот, а Кеа негромко аккомпанировала сдержанными аккордами, но потом перехватила тему.
Я вдруг насторожился. Я узнал эту музыку – то была импровизированная, растянутая и сильно реструктурированная версия каденции из второй части моего фортепианного концерта, того, что Кеа играла на нашем финальном выступлении. Когда я понял, что она делает, то заметил, как Кеа, сместившись на своем табурете, оглядывается и бросает на меня взгляды через пространство погребка. Она улыбалась.
Незадолго до того как она завершила вторую половину выступления, я заказал бутылку вина с двумя бокалами и велел их подать на мой столик.
62
Когда Кеа кончила играть, кто-то включил запись, и несколько человек начали танцевать перед сценой. Нам хотелось поговорить, поэтому пришлось повышать голоса, чтобы услышать друг друга. Головы мы сблизили над столиком.
Я рассказал Кеа о том, что произошло с тех пор, как мы в последний раз виделись. Она тогда знала, что я женат, но, по ее словам, была потрясена, услышав, что мой брак завершился так внезапно и необратимо. Когда я объяснил про убыль времени, предмет оказался ей явно знаком, но сострадание от этого не уменьшилось. Я описал, вдаваясь в некоторые детали, свое путешествие по Архипелагу, отношения с адептами и многое другое.
– Ты же ведь не давал им денег?
– Был вынужден.
– Ничего подобного. Это рэкет, способ выманивать деньги у туристов.
– Они бы не стали мне помогать, если бы я не заплатил.
– Это они так тебе сказали. Но убыль можно поправлять и другими способами. Никто из живущих на островах никогда и близко не подходит к адептам. Они просто банда мошенников. Существует недорогая система страхования, которой ты мог воспользоваться. Можно затребовать освобождение от ущерба в офисах службы Приема. Тебе надо будет поговорить с моим отцом, когда вы встретитесь. Он много путешествует по островам.
Я вспомнил выводящее из себя поведение адептов, казавшееся бесконечным хождение или езду в качестве способа исправления потерянного либо приобретенного времени, когда я с трудом тащился, нагруженный багажом. И ничего не сказал. Мне не понравилась мысль о том, что эти люди водили меня вокруг пальца, но в разговоре с Кеа мне пока не хотелось вдаваться в эту тему.
Она быстро опустошила свой бокал, и скоро мы заказали еще бутылку. Кеа рассказала, что было с ней за прошедшие годы. Самой серьезной переменой оказалось закрытие концертного зала. После нашего тура количество слушателей резко пошло на убыль и некоторые из спонсоров отозвали свои средства. Как сказала Кеа, социальная структура Теммила изменилась. На остров приезжало все больше людей, чтобы провести здесь последние годы жизни. Многие из них были бизнесменами и могли себе позволить значительные расходы. Сеньория приняла какую-то программу по привлечению на Теммил богатеев, а из них мало кто интересовался искусством.
Чувство волнения от того, что на Теммиле есть свой оркестр, от гастролей знаменитостей, от мастер-классов для молодых музыкантов начало постепенно угасать. Карьера Кеа в качестве концертирующего солиста тоже подошла к концу, как из-за утраты концертного зала, так и из-за того, что ей поневоле приходилось исполнять роль сиделки при пожилой матери. Она говорила, что, по сути, заперта на Теммиле, пока не случится то, что она называла «неизбежным». Матери ее было недалеко за восемьдесят. Кеа сказала, что, конечно, обожает ее, но…
– Мне очень понравилось то, что ты сегодня играла, – сказал я. – Как это согласуется с твоим классическим образованием?
– Музыка есть музыка, – заметила Кеа, и с этим я, конечно, был полностью согласен. – Когда слушаешь великих джазистов, то понимаешь, насколько они искусны. Мой отец играл джаз; я выросла, слушая его и проигрывая его пластинки. Иногда он меня брал на свои джемы. Я наслаждалась его музыкой, но больше всего меня всегда влекло к великим композиторам-классикам. Когда я поняла, что моя концертная карьера, скорее всего, окончена, единственной возможной работой в городе остались выступления вот в таких клубах. Это было по-настоящему трудно, и не только из-за денег, – я раньше никогда не играла джаз, и учиться пришлось трудным путем. В то время баров, где хотели слушать живую музыку, оставалось больше, так что я могла перебираться из одного в другой и выбирать. Сейчас это было бы невозможно, только это место и осталось. И еще одно, но оно открыто лишь по выходным.
Включили новую песню – медленную музыку на романтические слова. Несколько пар встали и начали танцевать. Кеа откинулась на спинку стула.
– Это они всегда ставят перед закрытием, – сказала она. – Идем, развлечемся. Я счастлива тебя видеть, Сандро.
Мы отправились туда, где танцевали, и она притянула меня к себе. Я понял, что она слегка пьяна, но ведь и я не был трезв. Мы двигались по танцполу, едва попадая в ногу, зато обнявшись и опираясь друг на друга. Щека Кеа прильнула к моей. Я вдыхал аромат ее духов.
