Доставай наушники, чего сопли жевать?
И я достал.
Запись длилась около часа. Когда она закончилась, проигрыватель щелкнул, и я почувствовал легкий запах дыма, как и говорил Кирилл, он самоуничтожился. Но мне было не до того.
Это невозможно. Невозможно! Кирилл ошибся!
Скоро мы это узнаем. Нужно только изучить игрушки, о которых он говорил.
Я со стоном полез в рюкзак.
Вершители — их черные балахоны трудно было не узнать — начали прибывать после 18:00. В 18:45 вернулся последний. Еще час я дал им на возможные вечерние разговоры у калиток.
Если Кирилл прав, то наша логика тут не очень работает.
В 19:45 я вышел. Дом Верховного Вершителя (по форме он напоминал небольшой стадион) найти не составило труда. Он стоял по центру улицы и был отделан замысловатее других. Над роскошным парадным входом висела, будто витая в воздухе, статуя женщины с завязанными глазами. В правой руке она сжимала меч, а в левой весы.
Метров за двадцать до дома я почувствовал, что начинают заплетаться ноги, за десять остановился, не в силах заставить себя идти дальше. С дрожащего плеча все норовил сползти автомат. Я боялся не смерти. Когда узнаешь, что уже умирал однажды, относишься к этому проще. Меня сковывал страх не справиться с поставленной задачей.
Дай-ка мне управление.
С удовольствием.
(Роберт)
Останавливаюсь. Медленно глубоко вдыхаю. Осенний воздух не благоухает свежими цветами и травой как весенний, но сейчас он мне кажется просто волшебно вкусным. Запрокидываю голову и наслаждаюсь падающими на лицо каплями только начавшегося мелкого дождя. Открываю рот и ловлю языком прохладную влагу.
Серега! Цени эти мгновения, когда управляешь телом! Их в любой момент могут отнять.
Пора.
Я шел к этой двери долгие годы. И ничто не помешает мне узнать правду и отомстить!
Подхожу. Звоню. Жду. Дверь открывается — на пороге фигура в черном. Вершитель и по совместительству верховный судья Ларгус. Всплывает воспоминание о нашей последней встрече: красный свет, он выносит приговор, и я, соглашаясь, плачу. Сейчас такого не будет, сволочь!
— Приветствую вас, охотник. Чем обязан? Время приемов окончено.
— Срочное дело: ЧП в Зеленом мире, — я уже настроил прибор, и мой измененный голос не отличить от голоса Мэйсона.
Вершитель медлит, но в итоге отходит, пропуская меня в дом. Твоя первая ошибка! Прохладно, не больше пятнадцати градусов. Просторная прихожая, почти как у охотника. Дверь в основную часть дома закрыта.
Судья не приглашает меня дальше, его капюшон низко надвинут, но он рассматривает меня.
— Вас сильно потрепало, охотник. Докладывайте.
— Может, пройдем в дом, — спрашиваю и тут же замечаю: в позе Вершителя что-то неуловимо меняется.
Раскрыли! — кричит в голове Сергей.
Рука Ларгуса стремительно двигается вперед, но я перехватываю ее и бью кулаком под капюшон, потом в живот и снова под капюшон.
Из рукава балахона выскакивает стилет и со звоном падает на пол. Сам судья оседает следом.
Покажи лицо!
Без сопливых, Серег. Не мешай.
Поверженный противник лежит на боку, мои руки тянутся к его голове, скидываю капюшон и замираю.
Передо мной то, что в своей записи Кирилл назвал девяностапятипроцентной вероятностью.
Вершитель — не человек.
Я стягиваю балахон: темно-зеленая жаба, очень похожая на тех, что нападали на Карателя в подземелье, только больше раза в полтора и вместо передних ног (рук?) давно зажившие обрубки. Без лишней пары конечностей она больше похожа на человека. На жабе какие-то светлые тряпки, возможно, нижнее белье.
Надеваю на обе оставшиеся пары лап наручники и туго стягиваю, в рот (пасть) засовываю кляп, который выпускает зажимы и плотно облегает голову.
Не устал еще? — в тихом голосе Сергея забота. Или ревность по отношению к телу.
Нет, сейчас гораздо легче, чем в прошлый раз.
Молчание.
Автомат закидываю за спину, а из рюкзака достаю пистолет с глушителем. Второй рукой хватаю Вершителя за лодыжку.
Тяжелый, сука.
Ударом ноги распахиваю дверь и прохожу в глубину дома.
Холодно, десять градусов максимум. С высокого потолка струится мягкий зелено-желтый свет, достаточно яркий, чтобы увидеть все.
Улавливаю ужас Сергея. Он потрясен. Как и я.
Несколько рядов окон снаружи оказались бутафорией. Внутри стены не имеют отверстий, нет и деления на этажи. Кроме прихожей, дверь в которую закрылась за моей спиной, остальное помещение представляет собой огромный зал.
Точно, за базу взяли проект арены, а потом переделали в это.
Это — гигантская искусственная пещера с темными стенами, свет выхватывает лишь основное: многочисленные закоулки и впадины в тени. Местами из стен выдаются плоские выступы — наросты площадью метров по десять-пятнадцать.
Пять таких же площадок, только чуть больше, на первый взгляд хаотично разнесены по всей территории. Они располагаются на разной высоте, их подпирают многочисленные изогнутые колонны, самая большая в отдалении, прямо под потолком.
Может, это комнаты?
Пол пещеры тоже неровный, повсюду камни, возможно стулья, десятки емкостей-бассейнов с невысокими бортиками в полметра высотой наполнены темной жидкостью, трудно понять, вода ли это. Незнакомая растительность бурого цвета пробивается из каждой щели, местами она выше, вроде кустов. С потолка, словно дохлые змеи, свисают лианы.
Всюду лежат предметы, назначения которых я не понимаю.
Никакой мебели, никакой техники — никаких следов привычной цивилизации.
И как минимум восемь жаб.
Две пары плавают в бассейнах. Трое сидят на камнях, на самой большой платформе в центре зала, — у них, должно быть, ужин. И еще одна, висевшая на лиане, когда я зашел, лежит на полу, потирая ушибленную спину.
— Всем замереть на своих местах, если кто двинется, пристрелю.
Все замирают. Никаких попыток достать оружие, да его и не видно, все жабы почти голые, минимум тряпок, как и на судье, лежащем у моих ног. Лапы обрублены только у Ларгуса. Видимо, эти не выходят из дома.
— Трое сверху, в бассейн к тем, — указываю пистолетом, они повинуются медленно, но не из протеста, а, скорее, из страха. Двое спускаются по лианам, ловко орудуя шестью конечностями, а третий двумя прыжками, транзитом через другую платформу. Прямо как обычная лягушка, только прыжки по пять метров.
