— Разве что на инвалидных колясках, — слабо улыбнулась Макинтайр.
— Те, кто это проделал, обладают влиянием. Или деньгами. Или тем и другим. Мы не оглашали сведений о находке, но кто-то прознал, что мы нашли труп девушки, и выяснил, где он хранится. Вероятно, пытаются обезопасить себя.
— Вы помните, что я просила вас до понедельника не появляться в участке?
— Да, конечно. Но я не могу взвалить это расследование на сержанта Лэрда. У него и без того забот хватает. Да и я сойду с ума, если буду сидеть дома, пока убийца уничтожает последние следы.
Макинтайр откинулась в кресле и молча разглядывала инспектора. Маклин ее не торопил.
— Что вы намерены делать? — спросила она наконец.
— Попробую разыскать друзей Берти Фарквара. Констебль Макбрайд уже роется в архивах, и отчеты за военное время мы запросили. Может быть, Эмили Джонсон вспомнит еще кого-нибудь. Она хотела поискать на чердаке старые фотоальбомы.
— По-моему, вы в любом случае собирались нанести ей визит…
Маклин изобразил оскорбленную невинность, но Макинтайр только отмахнулась.
— Идите, Тони. Ищите пропавший труп девушки и ее престарелых убийц. Но держитесь подальше от Макриди. Если услышу, что вы к нему лезли, обращусь в службу собственной безопасности, понятно?
45
Ворчун Боб с довольным видом восседал на краешке старого дивана, облепленного собачьей шерстью. Денди-динмонтов заперли в кухне, а гостям подали чай с печеньем. Маклин знал, что в это время дня сержанту большего и не надо.
Эмили Джонсон приняла их приветливо, объяснив, что как раз спустилась с чердака, где разбирала старые вещи. Теперь все сидели в гостиной и просматривали черно-белые снимки.
— Надо бы пригласить профессионального оценщика, — рассуждала старуха. — Там пылится столько хлама, что можно устроить благотворительный аукцион. В пользу больных детей. Я в деньгах не нуждаюсь, а сентиментальных воспоминаний это имущество во мне не вызывает.
Маклин примерил ее слова к себе, вспомнив о совершенно ненужных семейных реликвиях, которые достались ему в наследство. Может, так и сделать: распродать все, перевести деньги какому-нибудь благотворительному фонду?
— Сначала позвольте нам посмотреть вещи Альберта, миссис Джонсон, — попросил инспектор. Ему совсем не хотелось, чтобы ценные улики уплыли с аукциона.
— Об этом не беспокойтесь. Чтобы все устроить, мне понадобится не один год. О, кстати, вот что я нашла.
Из фарфоровой вазочки на каминной полке миссис Джонсон достала какую-то вещицу и передала Маклину. На тисненой коже маленькой шкатулки тускло поблескивали золоченые буквы: «Дуглас и Футс». Изнутри коробочка была выстелена темно-зеленым бархатом, а на внутренней стороне крышки виднелась надпись: «Альберту Мингису Фарквару в день совершеннолетия, 13 августа 1932». В прорези бархата были вставлены четыре запонки-пуговицы, блестящие кровавыми рубиновыми капельками. Еще две пуговицы лишились рубиновых головок. Место для кольца с печаткой пустовало.
— Ваша запонка — из этого набора.
— Верно, и это доказывает, что я не ошибся. — Маклин щелчком закрыл шкатулку и отдал хозяйке. — Строго говоря, похищенная запонка принадлежит вам. Боб, отметь, что после окончания следствия обе надо вернуть миссис Джонсон.
— Не надо, инспектор. Не надо мне этой дряни. Я терпеть не могла Берти. Честно говоря, я подозреваю, что он кого-то убил. Наверное, потому в остановку и врезался…
— Вы хорошо его знали?
— Слава богу, не слишком близко. Он был ровесником Тоби, и очень любил моего мужа Джона. А меня озноб пробирал, когда он пялился на меня из-под тяжелых век. От одного его присутствия возникало гадкое ощущение.
— А в доме в Сайтхилле вы не бывали?
— О господи! Мы его называли «Причуда Фарквара». Наверное, когда-то поместье впечатляло, но среди муниципального жилья особняк выглядел нелепо. Да еще и рядом с тюрьмой… Не знаю, почему старик не распорядился его снести. Вполне мог бы себе позволить.
Маклин взял с журнального столика фотоальбом в кожаном переплете. Боб потянулся за очередным печеньем.
— По-моему, Фарквар пытался что-то скрыть, — заметил инспектор. — Он знал, что именно совершил его сын, и пытался замять дело. После смерти Альберта владение домом перешло банку Фарквар, хотя все остальное имущество и было распродано. Нет, понятно, что старая почтенная фирма исполняла завещание основателя, но всем обязательствам пришел конец, когда их выкупил Восточный финансовый.
— Значит, в особняке нашли труп? — воскликнула миссис Джонсон, прижав руку к груди.
— Простите, я не сказал вам об этом. Да, тело было спрятано в подвале. Мы полагаем, девушку убили в конце войны или вскоре после того.
— Боже мой! Все это время… Эти жуткие вечеринки у Берти… Я и не представляла себе… Как она погибла?
— Давайте ограничимся тем, что ее убили, миссис Джонсон. Меня больше интересует, кто помогал Альберту Фарквару, и жив ли еще кто-то из его старых приятелей.
— Конечно… ну, у него были друзья. Я хочу сказать, они с Тоби… вы же не думаете, что Тоби был замешан?
— Пока я ни в чем не уверен. Точно знаю, что Фарквар виновен. Ваш тесть умер давно, а покойникам трудно предъявить обвинение. Но если кто-то из участников дела еще жив, я не успокоюсь, пока не представлю его в суд.
— Гляньте, что я нашел! — торжествующе перебил их Ворчун Боб. Сержант повернул к ним альбом и положил на кофейный столик поверх остальных.
Маклин склонился к черно-белой фотографии пятерых мужчин в белых фланелевых брюках и блейзерах. Все были молоды, вряд ли старше двадцати, все подстрижены по довоенной моде. Четверо стояли плечом к плечу, держа деревянный призовой щит. Пятый растянулся на земле у их ног. За спинами молодых людей виднелась узкая гребная лодка с веслами и проглядывала река. Под фотографией красовалась подпись: «Команда четверки Эдинбургского университета. Регата Хенли. Июнь 1938». Гораздо интереснее были автографы под фотографией:
Тобайас Джонсон
Альберт Фарквар
Барнаби Смайт
Бьюкен Стюарт
Джонас Карстайрс
46
— У вас найдется минута, сэр?
Маклин стоял в дверях самого большого из следственных кабинетов. Все было как при расследовании убийства Смайта, только теперь вместо фотографии банкира на стену пришпилили фото Джонаса Карстайрса. И снова Дагвид запугиванием, лестью и приказами заполучил к себе весь действующий персонал, и опять пытался добиться результата, допрашивая всех подряд — в надежде, что улики всплывут сами собой. Сам старший инспектор, подбоченившись, стоял в нескольких шагах от двери, озирая общую суету, словно она была признаком успешного хода расследования. Вполне возможно, что он, как истинный бездушный чиновник, и впрямь в это верил.
