Йен приглядывал за супругой или, точнее, за уровнем вина в ее бокале, отмечая, как часто она возвращается в бар за добавкой. Энди всегда была образцом светского общения, особенно когда на мероприятии рекламировалось одно из ее изданий; но его беспокоило потенциально взрывоопасное сочетание явного усиления ее тревоги и раздражения по мере опустошения каждого следующего бокала вина.
Джорджина вела себя как обычно. Йен не знал, способна ли она вообще вести себя по-другому. Однако Энди вела себя странно уже давно — с тех самых пор, как из прошлого вынырнул призрак Далласа Уокера, практически разрушив два десятилетия спокойной жизни.
К счастью, бо́льшую часть вечера они держались порознь. Энди слонялась около торговых стендов, предоставляя каждому гостю шанс лицезреть страницы книги, посвященные особняку Джорджины, пока сама хозяйка, излучая крайнее радушие, тусовалась в толпе богатых жителей Сент-Луиса. Йен подумал, что если так пойдет и дальше, то они вернутся домой без каких-либо разборок.
Вечер проходил более гладко, чем он ожидал, — до тех пор, пока не услышал случайно разговор Джорджины с парой незнакомых ему гостей.
— …невероятно увлекательно иметь свой особый взгляд на расследование давнего нераскрытого преступления, даже если его проводят ученики средней школы, — заявила она и, сделав выразительную паузу, глотнула элитного шампанского, которым он советовал угощать только самых многообещающих жертвователей. — У меня масса полезной информации, так что я регулярно общаюсь с кем-то из них.
— Не с Кэссиди, надеюсь, — невольно вырвалось у него.
— Познакомьтесь с Йеном Коуплендом, — прощебетала Джорджина. — Его жена училась в классе погибшего поэта, а теперь его дочь расследует это убийство. Разве не удивительно?
Внезапно разъярившись, Йен приветливо кивнул гостям и тут же увлек ее в сторонку для конфиденциального разговора.
— Нет, Йен, увы, — оживленно, но с раздражением заметила Джорджина, — с Кэссиди я не общаюсь, как бы мне этого ни хотелось. Разговоры со мной поручены ученице по имени Лиз Райт.
Гости двинулись дальше, и Джорджина с извиняющимся видом помахала им на прощание.
— А тебе не приходило в голову, что, возможно, бестактно обсуждать это расследование, низводя его до развлекательного реалити-шоу?
— Пардон, — обиженно произнесла она, — не думала, что…
— Очевидно, что не удосужилась подумать. Это же реальное дело. И оно затрагивает чувства реальных людей.
Он увидел вспышку гнева в глазах Джорджины, но она явно владела собой лучше, чем он.
— Да, ты прав. Наверное, мне… не пришло в голову… насколько оно реально, — запинаясь, признала Джорджина. — Мне казалось, что все это случилось так давно, в какой-то другой жизни… Прости, порой я забываю, насколько тесно интересы Коуплендов связаны с Гленлейком.
Йен позволил ей думать, что его расстроило именно последнее обстоятельство.
— Просто, пожалуйста, думай, кому и о чем ты говоришь.
Джорджина кивнула и отдала опустевший бокал проходившему официанту, попросив его принести ей еще того же самого шампанского.
— В любом случае все эти школьные теории… пардон за каламбур… в общем, они оторваны от реальной жизни. Теперь, когда уже посадили за решетку подозреваемого.
— Что? Кого?
— Да кого-то из местных парней, Даллас играл с ним в бильярд. По-моему, его зовут Кёртис Ройял.
Обдумывая эту новость, Йен глотнул из своего стакана с подтаявшими кубиками льда. Значит, Рой… Жаль, что он услышал об этом не от Кэссиди. Надо будет сообщить Энди на обратном пути.
— Ради вас, Йен, я буду держать язык за зубами, но это только вопрос времени, когда вся наша история станет всеобщим достоянием. Подумать только, некий садовник убивает учителя и попадается лишь спустя двадцать лет… Это же новость национального масштаба!
* * *
По дороге домой Йен порадовался, что ограничился только одним стаканчиком. Энди не выглядела пьяной, но он не стал бы держать пари на адекватность ее реакции. После случайного разговора с Джорджиной последняя избегала их обоих, и Энди, довольная хорошей продажей книг, закончила вечер в менее сердитом расположении духа. Но от ее внимания, несомненно, не ускользнул их разговор.
— О чем это вы беседовали перед тем, как Джорджина гордо удалилась? — поинтересовалась она, как только они выехали на улицу.
— По всей видимости, люди из офиса шерифа округа Лейк арестовали Кёртиса Ройяла, того парня из техобслуги, — сообщил он, не отрывая взгляда от дороги.
Энди глубоко вдохнула.
— За что?
— В школе еще не знают, поэтому не знает и она. Возможно, его задержали по какому-то мелкому дельцу.
— Возможно.
Йен включил поворотник, аккуратно остановился на знаке остановки и посмотрел в обе стороны, прежде чем повернуть.
— Она уже всем сообщила об этом?
— Я как раз посоветовал ей не болтать лишнего, — ответил Йен, опустив замечание Джорджины о новости национального масштаба. Хотя она, по всей вероятности, права.
— Лучше бы, черт побери, Даллас Уокер никогда не приезжал в Гленлейк, — тихо проворчала Энди.
Пожелание запоздало на двадцать с лишним лет, но Йен порадовался, услышав его от нее.
Глава 31
Личный дневник Энди Блум, школа Гленлейк
6 января 1997 года, понедельник
Мне пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не побежать в коттедж Далласа сразу по возвращении в школу вчера вечером. Ведь прошло целых три дурацких недели! Кроме открытки, присланной им в благодарность за рождественский подарок и подписанной «мистером Уокером», между нами, казалось, не осталось ничего общего.
Насколько я знаю, он посылал всем одинаковые три строчки, независимо от того, что ему подарили — кофейную кружку с конфетами, растение или затейливый медный браслет из числа тех, что мы учились делать целый семестр.
Как томящаяся от любви дурочка, я продолжаю перечитывать это обобщенное стихотворение в поисках скрытых намеков.
Есть поэтический порыв,
Мне радостно, что вы узрели
Живую красоту сих дней святых.
«Узрели… живую красоту… дней…» — возможно, речь о наших свиданиях на тайной скале над озером?
Я скучала и по общению с Йеном. Он вернулся в школу в гипсе и на костылях. По словам Джорджины — а она у нас всегда все узнавала первой, — он неудачно скатился на лыжах по самой сложной трассе — «двойному черному ромбу».
Я встретила его по дороге на урок французского, но все, что получила, выразив искреннее сочувствие, это краткое «спасибо» и еще более краткое «да» — когда я заметила, что понимаю, как ужасно для него пропустить выпускной баскетбольный сезон, но пожелала ему выздороветь к началу бейсбольных матчей.
