Возможно, ради того, чтобы через несколько часов самолично закапывать маленький трупик в землю, наблюдая за безмятежным мужчиной и размышляя, что у милосердия и жестокости, может, и тонкая грань, но не в случае Доминика…
***
Прошло еще два года, и инцидент с котенком вновь был забыт. Ник более не проявлял подобной жестокости на моих глазах… Но, вероятно, лишь потому, что я больше не совершала подобных ошибок и не просила его помочь, предпочитая разбираться с возможными проблемами самостоятельно… И, да, почти все подобные случаи заканчивались плачевно, несмотря на время и силы, которые я вложила. Но признавать правоту Ника мне не хотелось, потому что один из десяти случаев – окупался.
Ник наблюдал за моими потугами и не вмешивался, предоставляя мне самой возиться со своими проблемами. Вообще более ненавязчивого существа, чем Ник, было сложно представить. Он никогда и ни во что не вмешивался: ни в дела отца, ни в дела придворных, ни в мои (за исключением прошлых раз, которые, скорее, были исключением). Ник всегда был сам по себе и, несмотря на то, что он упорно настаивал на том, что в моей компании ему «тихо», не принуждал меня и не навязывал свое общество, если мне того не хотелось. Проблема заключалась как раз в том, что мне хотелось его общества: тихого, молчаливого и ненавязчивого, которое в свете извечной опеки родителей, гувернанток и учителей, казалось глотком свежего воздуха. Да, он грубый, странный, молчаливый и, вероятно, относился ко мне наравне с собачонкой, в чем я отдавала себе отчет. Но ради этих нескольких часов покоя я была согласна терпеть его пренебрежение, если учитывать, что ничем иным, кроме как игнорированием он его не показывал. Напротив, могу с уверенностью сказать, что как к питомцам он относился абсолютно ко всем, делая исключения лишь для нас с отцом, удостаивая хотя бы минимумом своего внимания. Мне бы начать гордиться, но не хотелось.
Что, в таком случае, он ежегодно делал в нашем замке – совершенно неясно. Казалось бы, мы пришли к некому компромиссу с Ником и сосуществовали вполне мирно, каждый беря от этого союза свою личную выгоду. В чем его радость – я понимала с большой натяжкой, моя же была в небольшом отпуске от учебы. Я относилась к нему вполне по-товарищески и, вроде, никак иначе не рассматривала. До одного момента…
Мне исполнялось пятнадцать. Как и семь лет назад Доминик вместе со своими двумя товарищами посетили этот праздник. Вот только если товарищи всегда сразу же после разговора с отцом исчезали, Ник оставался еще на какое-то время. Он не дарил мне подарков, не посещал праздники, а если случайно на них заглядывал, почти сразу же покидал, удовлетворившись всеобщим ужасом, который неизменно появлялся в его присутствии у всех гостей и жителей замка. Я же его короткое появление всегда расценивала, как некий шанс сбежать, ведь только я и отец могли повлиять на растерянного, казалось, больше остальных гостей мужчину, словно он сам заплутал и не понимал, как тут оказался.
Я же привыкла уводить этого незваного гостя, ради прогулки по саду, с последующем пробуждением уже в своей комнате. Я к этому привыкла. Потому под конец вечера, даже стала ждать этого появления, нетерпеливо притоптывая, когда выслушивала очередное, наверное, сотое поздравление с днем рождения. Но его все не было. Не было ни через полчаса моего бессмысленного ожидания, ни через час.
В душе поднялось любопытство и нечто неприятное, чего я не могла понять. Это подтолкнуло меня на то, чтобы улизнуть с вечера и отправить по нашему обычному маршруту, в надежде найти его, как всегда странного и заплутавшего, несмотря на то, что гостит здесь уже несколько лет.
И я нашла его. Правда не одного, а в компании какой-то аристократки, которая активно висла на моем товарище и целовала его губы… чему он не препятствовал, придерживая девушку за талию.
Как и всегда, я думала, что веду себя тихо. Более того, в тот момент я была уверена, что даже не дышу, что подтверждалось полным неведением девушки. Но мое присутствие никогда не становилось тайной для Ника. Вот и сейчас он открыл желтые глаза, и посмотрел мне в лицо через плечо все еще прижатой к нему девушки.
Мне показалось, что в обычно безразличных глазах я заметила недовольство… и так же тихо ушла, оставив пару наедине с собой. Вернулась на вечер, ощущая какое-то онемение, а перед глазами все еще стояла та самая сцена, вызывая во мне недоумение. Признаться, я привыкла, даже немного гордилась, несмотря ни на что, что не только не боюсь того, кого все опасаются, но и вполне себе пользуюсь взаимностью и доверием того, кто считал себя выше всех остальных.
Потому для меня стало большим открытием, что он может подпустить к себе кого-то настолько близко, как сегодня с той девушкой.
Это непонимание преследовало меня еще несколько дней, в которые я притворялась, что ничего не произошло. Ник также не пытался хоть как-то комментировать мною увиденное. Да и разве он должен был?
Но вопрос, что такое заставило его подпустить к себе женщину не давал мне покоя и я довела себя до той степени нервозности, что решила самой разобраться в произошедшем. Как и всегда.
Потому уже на следующий день, цапнув одного из сыновей придворных аристократов и моего давнего друга, которому, кажется, всегда нравилась, утащила его подальше от посторонних глаз, в необитаемые старые постройки и приказала меня поцеловать. Друг растерялся в первое мгновение, но после пожал плечами… и поцеловал.
Мой выбор на этого парня упал не столько из-за его симпатии лично ко мне, сколько из-за симпатии к женскому полу. Он был старше меня на два года и в нашей малочисленной компании любил делиться своими любовными похождениями, явно указывающими, что опыт не то, что с женщинами, но, по крайней мере, в поцелуях с ними же у него должен присутствовать.
И вот, в надежде, что я сейчас все пойму и мне станет ясно все на свете, чувствовала, как парень прижимает меня к стене, целует мои губы… и ничего. Вероятно, целоваться он действительно умел, потому как отторжения или брезгливости у меня не вызывал. Но это едва ли могло дать ответ на мучащий меня вопрос.
Восторга я не испытала, как и удовольствия, но решила потерпеть, надеясь, что по мере того, как раскрепощался парень, почувствую хоть что-то. Но не чувствовала, даже когда попыталась ответить на этот поцелуй и, откровенно говоря, по этому поводу стала ощущать лишь досаду и огорчение, потому что поведение Ника, как и его решение подпустить к себе кого-то ближе меня, могло объяснить нечто другое. По этому поводу я огорчилась сильнее, чем моей полной инертности относительно парня, который начинал уже откровенно лапать меня, не видя должного сопротивления, что принял за позволение.
Набрала в легкие воздуха, уже собираясь отстраниться, как едва не поперхнулась, заметив замершего напротив Ника, который в полумраке постройки, смотрел на нашу парочку слабо светящимися глазами. На его лице не дрогнул ни один мускул, и выражение светящихся глаз было по-прежнему рассеянным и скучающим, а не недовольным, но я ощутила, как у меня мурашки ужаса пробежались по телу.
