Он опустил руку и с преувеличенным вниманием начал слушать Моро, который держался так важно, словно был столичным профессором, а не слугой и бывшим бандитом.
— Мужчина, возраст до пятидесяти лет, — произнес Моро. — Потому что для перемещений пользуется Фиалкой, а возрастные господа после нее, как правило, изволят стремительно опорожнять кишечник.
Полицейские дружно загоготали. Народ в Эверфорте был простой, и юмор у него тоже был не сильно сложный.
— Куч возле трупов не было, это точно! — весело сказал Фирмен, и полицмейстер тотчас же показал ему кулак: дескать, помолчи уже, дело сложное, а все ржут, как кони полковые.
— Обеспеченный военный, полный сил и энергии, который почему-то убил проститутку и редактора газеты с помощью дорогого артефакта. Не пожалел тридцати тысяч карун, и еще бог весть, сколько на это потратит, — продолжал Моро. — И отсюда второй вопрос: почему он оставил в живых свидетеля?
Все обернулись в сторону Августа так, словно ждали от него ответ. Август снова вернулся к словам безумного математика: убийца хочет причинить ему как можно больше боли.
— Он убьет меня позже, — сказал Август, стараясь сохранять непринужденный и независимый вид. — И моя смерть не будет такой легкой, как у Подснежника и Авьяны.
Кверен даже кашлянул. Краем глаза Август заметил, что Штольц смотрит на него и уже ничего не пишет в блокноте.
Ему казалось, что он чувствует этот взгляд, как теплое прикосновение солнечных лучей к коже.
— Почему вы так решили, доктор Вернон? — поинтересовался Кверен. Август подумал, что сейчас будет выглядеть набитым дураком, и ответил:
— Сегодня мне это высчитал профессор Льюис по дате моего рождения. Мавгалли не даст соврать, — он сделал паузу и устало добавил: — Господа, ну это же логично! Если я пока жив, значит, нужен убийце для чего-то еще. Я не знаю, для чего. И у меня нет среди знакомых ни военных, ни богачей.
Некоторое время все молчали. Моро тихонько опустился на стул. Потом Кверен все-таки спросил:
— А если взять вашу прошлую жизнь? До восстания?
Август криво ухмыльнулся. Он расплатился за свое прошлое мясом и кожей с собственной спины, похоронил былое и прекрасно знал, что все давно успели о нем забыть — примерно так же, как забыли о несчастном сумасшедшем Льюисе. Штольц по-прежнему смотрел на него, и от этого было одновременно и хорошо, и больно.
— Те военные богачи, которых я тогда знал, давно умерли, — сказал Август. — Были повешены после Левенфосса, если вас интересуют детали. Давайте лучше подумаем не о том, почему он меня не убил, а о том, что общего у Авьяны и Лавин.
Собравшиеся дружно изобразили пантомиму «Мы не знаем». Август не удивился: чего-то в этом роде он и ожидал. И это общее должно было найтись не только у проститутки и редактора провинциальной газеты, но и у родителей Штольца.
Разные, совершенно непохожие люди. Разные сословия, уровень жизни, привычки, манеры и круг общения. Что объединило их и привело к мучительной смерти?
— Возможно, это как-то связано с тем явлением, которое мы все видели на Малой Лесной.
Никто не ожидал, что Штольц заговорит. Кверен пустил его на собрание просто из уважения: пусть посидит, послушает, авось, не помешает.
— Я сегодня ходил в «Зеленый огонек», — продолжал Штольц, и теперь полицейские изобразили другую пантомиму — «Невероятно!». Но самым оторопевшим сейчас был Моро: он смотрел на своего хозяина и никак не мог поверить в то, что услышал. Штольц обвел всех удивленным взглядом и сказал:
— Да, я ходил в «Огонек», что такого? Очень плодотворно пообщался с госпожой Аверн и тамошней красавицей Присциллой.
Август неожиданно обнаружил, что у него стало жечь веки и кончик носа — верный признак с трудом сдерживаемого гнева. Тотчас же его почти привычно обнял стыд, и внутренний голос шепнул: ты не имеешь права. Сиди, молчи и слушай.
«Я и так слушаю, — ответил Август внутреннему голосу. — Чего только не наслушался сегодня».
— Госпожа Аверн рассказала, что за день до смерти Лавин спросила: «Вы ведь слышите музыку?» Но в тот момент было тихо, музыканты еще не пришли, — продолжал Штольц. — Госпожа Аверн решила, что девушка уже успела выпить с утра, вот ей и мерещится. Потом Лавин спрашивала о том же у Присциллы и даже напела мелодию. Присцилла запомнила ее и спела мне, и это была та самая музыка, которая звучала во время появления того огненного столба.
В кабинете стало тихо-тихо. Мавгалли резко побледнел, вспомнив, что он тоже слышал музыку и вспомнил про вишневый сад своего детства. Первым ожил Кверен, как и полагается начальнику.
— Вы это, вы вот что, — начал он, нервно постукивая карандашом по столу. — Никому об этом ни слова, ни единой душе. Эту музыку тут много кто слышал. Прикинут дело к носу, что убивают именно таких, тут такое начнется… Избави Господь.
Полицейские дружно кивнули. Мавгалли заерзал на стуле так, словно сиденье стало подпекать ему зад. Август покосился на Штольца: тот сидел с самым невозмутимым видом. Моро смотрел на своего господина так, будто у него с языка рвалось сакраментальное: «Как же вы могли..!» — и Август вполне его понимал.
Ангелы не ходят по борделям. Даже если им нужно что-то узнать.
— Так что же нам делать-то? — испуганно спросил Мавгалли. — Кто его знает, может, он прямо сейчас тут выскочит!
Глядя на него, можно было подумать, что бравый офицер полиции готов бежать, неведомо куда, и даже не захватить пожитки.
— Что мы знаем? — спросил Кверен и принялся загибать пальцы: — Убийца — военный, который использует артефакты. Он убивает тех, кто слышал музыку во время огненного явления. Поскольку явление было не только у нас, но и по всему миру, нужно отправить запросы по линии полиции насчет трупов с цветами во рту. Еще у меня есть товарищ в военной полиции, в артефакторском отделе. Напишу ему по поводу того, не пропадала ли у них Гвоздика. Ну и как всегда: вести себя осторожно, сообщать о подозрительных предметах.
На том и порешили.
Когда они выходили из здания, то хмурый Моро несколько разгладил физиономию, получив в руки блокнот Штольца. Август невольно подумал, что слуга похож на собаку, которой бросили сладкую косточку. Вон, чуть слюной не капает. Был бы девушкой, может быть, тоже бросал панталоны на сцену.
В нем снова проснулась злость.
— Вы бледны, — заметил Штольц, надевая перчатки. Август кивнул. Что тут можно было ответить?
— Пойду домой, голова ноет, — сказал он и добавил: — Профессор Льюис высчитал, что ваша сестра жива и здорова. И что она не убивала ваших родителей.
Лицо Штольца потемнело так, что Август испугался, устоит ли он на ногах. Моро предусмотрительно подхватил его под локоть и посмотрел на Августа тем взглядом, за который в иных местах и морду бьют. По губам Штольца скользнула блеклая, какая-то жалкая улыбка, и Август ощутил очередной укол стыда, словно он и в самом деле ударил его.
