* * *
Эрика лежала на животе и, приподнявшись на локтях, отстраненно изучала маленький шрам на среднем пальце. Ее спина казалась высеченной из белого мрамора. Август смотрел на нее и думал: «Вот она здесь, в моей комнате, в моей кровати, и мы только что занимались любовью. Но она невероятно далека, и я не могу ее догнать, как бы ни старался».
От этой мысли делалось жутко.
— О чем задумалась? — спросил он, мягко поглаживая Эрику по плечу — это была странная попытка убедиться в том, что она живая, что она рядом. «Что тебе еще нужно? — осадил себя Август. — Кто ты, и кто она? Вот она сейчас с тобой, вот и радуйся этому».
Прикосновения ее пальцев и губ горели на нем, словно огненные печати. Это было очень сладко и очень больно.
— О кольце, — ответила Эрика и вдруг посмотрела на Августа таким острым и пристальным взглядом, какого нельзя было ожидать от женщины после любви. — Ты ведь вспомнил его, не так ли?
Августу не хотелось об этом думать. Как только перед глазами вставали завитки серебра, его охватывало ужасом. Густым, давящим, тяжелым — это была могильная тьма и призраки в ней.
— Я его видел, да, — ответил он. — Но не помню, где именно.
— Я тоже, — призналась Эрика. — Но мне что-то мешает вспомнить.
Она вздохнула, на мгновение сделавшись хрупкой и маленькой, и перевернулась, прижавшись к Августу и уткнувшись лицом ему в грудь. Он осторожно обнял Эрику, словно боялся сломать, и негромко произнес:
— Он тебя не тронет. Я не позволю ему.
Эрика печально усмехнулась. Ее теплое дыхание обжигало кожу, и Августу казалось, что на груди у него останется печать.
— Ты тоже слышал музыку, — сказала она. — Не забывай об этом. Ползучий артефакт может приползти и к тебе.
— Интересно, на что он похож? — задумчиво спросил Август. От волос Эрики поднимался теплый цветочный запах, и ему вдруг вспомнился сад возле родительского дома: свежий, залитый солнцем, полный пушистых кустовых роз и птичьих трелей.
Кто сейчас живет в его доме? Цел ли сад, или его вырубили? Август давно уже избавился от такой глупости, как тоска по недостижимому, но сейчас ему вдруг сделалось светло и горько.
— Это может быть, что угодно, — ответила Эрика. — Жан-Клод говорил, что однажды бы такой Ползучий артефакт, который выглядел, как самое обычное перо. Острый серебряный кончик и корпус из красного дерева…
В дверь постучали. Август поцеловал Эрику в висок и, выбравшись из-под одеяла, накинул халат и пошел открывать.
На пороге обнаружился Моро. Август смерил его тяжелым взглядом, прикидывая, что лучше: просто посоветовать свалить отсюда, не сильно грохоча по лестнице, или же сразу прописать в морду. Наглая дрянь не стала дожидаться — Моро просто отодвинул Августа в сторонку и прошел в квартиру со словами:
— Вы оба здесь, я так понимаю? У нас проблемы.
Август с грохотом закрыл дверь и пошел за ним. Эрика села на кровати и, взяв с пола рубашку, принялась одеваться. Во взгляде Моро проплыли мягкие искры, и Август с уже привычной злостью подумал, что эта гадина из лампы видела его любимую женщину во всех возможных видах. В очередной раз подумалось, что Моро и Эрику связывают не только отношения хозяина и слуги, а что-то намного глубже. Август поймал себя на том, что сжал челюсти так, что зубы заныли.
— Что случилось, Жан-Клод? — спросила Эрика. Моро сунул руку в карман и, вынув серебряную флягу, протянул Эрике. Та кивнула, взяла ее и потянулась к прикроватному столику — там лежали ее артефакты.
Август отвернулся.
— Кверен написал в столицу про кольцо и след, — ответил Моро, и на какое-то мгновение в комнате стало темнее. Август обернулся и увидел уже не Эрику, а Штольца, который успел надеть штаны и теперь шнуровал ботинки.
— И что ответили? — спросил Штольц. Моро ухмыльнулся.
— Час назад забросили сюда какую-то столичную шишку через артефакт, — ответил он. — Сейчас сидит в участке, требует всех немедленно к себе.
— И почему у нас проблемы? — спросил Август. Моро смерил его презрительным взглядом и коротко ответил:
— Я так чувствую. Уж больно шишка здорова.
Да уж, исчерпывающее объяснение. Одевшись, Эрика пошла в прихожую, и Моро потянулся за ней. Август невольно вздохнул с облегчением: меньше всего ему хотелось переодеваться при джиннусе.
Мерзкая гадина. Как с его племенем управлялись ловкие авантюристы в восточных сказках? Надо будет зайти в библиотеку, взять книгу у господина Густава и поискать управу.
Спустя полчаса они вошли в кабинет Кверена, и, увидев столичного гостя, Август с трудом подавил желание развернуться и уйти. Бенедикт Тернер не имел какого-то важного чина и вообще не состоял на службе, но все знали, что никакие чины и звания не помогут, если отважиться перейти ему дорогу. Тернер занимался тем, что решал особо важные и деликатные дела — и решал так, что с ним не спорили.
Когда-то Август имел неосторожность ухаживать за его младшей сестрой, и это закончилось дуэлью. Пуля Тернера царапнула Августа по голове, оглушила — потом он думал, что Тернер промахнулся специально. Он хотел преподнести урок, а не убивать.
Урок был усвоен. Август всем сердцем хотел никогда больше не встречаться с Тернером. Он выглядел джентльменом, но от его и всех его повадок веяло какой-то бесчеловечной тьмой.
— А, и вы здесь, Вернон! — воскликнул Тернер. За эти годы он не изменился. Аккуратно подстриженные и уложенные светлые волосы, худое остроносое лицо, даже очки с синими стеклами и темно-красный сюртук — все было, как в прежние времена. — Не сидите за железной дверью, а наконец-то приносите пользу? А это… Эрик Штольц, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, — с достоинством кивнул Штольц. — Я свидетель сегодняшнего убийства.
— Хорошо, хорошо, — Тернер сдвинул очки на кончик носа и скользнул неприятным взглядом по Моро: так ученый смотрит на лягушку, распластанную на стекле. — Я, кажется, видел вас в Брантоне? Факультет практической артефакторики?
— Это было давно, — сухо ответил Моро. — Потом меня оттуда отчислили.
Август подумал, что джиннус, должно быть, принял облик какого-то реально существовавшего студента, который действительно писал прокламации и предсказуемо получил пинка с факультета. Словно прочитав его мысли, Моро обернулся в его сторону и что-то пробормотал — судя по движению губ, послал в нецензурные дали.
Полицейские Эверфорта выглядели напуганными и непривычно трезвыми. Судя по напряженной осанке и оловянному выражению потемневших глаз, Кверен готовился принимать пресловутую скипидарную клизму с иголками. Тернер окинул всех собравшихся пронизывающим взглядом, поднялся со стула и, демонстративно размяв руки, произнес:
— Что ж, господа! Я здесь потому, что вы сегодня нашли определенную информацию относительно убийств. У меня с собой особое предписание, — рука Тернера с невероятным изяществом нырнула во внутренний карман сюртука и извлекла сложенный вчетверо лист гербовой бумаги. — Оно приказывает сегодня же прекратить расследование и закрыть все дела, связанные с убийствами в этом месяце.
