Коротко попрощавшись с братом и заставив того дать обещание не перекусывать ничем по дороге, подошла к холодильнику, чтобы достать необходимые продукты. На ужин я собиралась готовить любимый Марком гороховый суп – на первое, и на второе жаркое, уже обожаемое блюдо папы. Мне так хотелось их накормить и вообще порадовать. Настолько, что я перестаралась…
Все пошло наперекосяк. Я сто раз проверяла "соленость" супа и добавляла соль, пытаясь добиться идеальности, что в итоге просто-напросто переборщила с ней. А пока я заливалась слезами и сетовала на свой перфекционизм, жаркое стало из "жаркого" "паленым". Вся вода испарилась, а кусочки мяса и овощей сначала круто так пожарились на оставшемся масле, чтобы потом благополучно прилипнуть к стенкам казана и начать подгорать. И когда я выключила плиту, то запах гари уже заполнил всю кухню.
– Пожалуйста, только бы было съедобно, только бы… – шептала я, открывая крышку и выпуская горький дым. – Только бы…
Надежда умерла так же быстро, как рассеялся пар по большой кухне. То, что я увидела на дне котелка, просто вырвал одним своим видом из меня стержень. Картошка скукожилась от обезвоживания, лук я вообще не сумела разглядеть, морковь повторила печальную судьбу картошки, а про мясо лучше промолчать. Но самое ужасное – противный запах гари, что никак не выветривался.
Я, едва сдерживая рыдания, села прямо на пол, обхватив колени руками.
Сейчас должен вернуться Марик, еще через час папа, а у меня уже просто нет сил и желания готовить и вряд ли еще появится. Меня словно тоже пережарили и пересолили.
Черт. А я ведь просила брата не есть на улице и бежать домой! Хвасталась, что многому научилась и теперь могу сама что-то сделать, кроме как яичницы и гречки.
Какая я самоуверенная дура…
Как назло, хлопнула дверь. Вернулся Марик. Послышались торопливые шаги.
– Поля, что горит? Где горит? Ты как? – его встревоженный голос стал последней каплей, и на меня со всей дури упала истерика. Упала и раздавила. Жаль, только морально, потому что теперь я понятия не имею, как смотреть в глаза Марку.
– Я сейчас поту… – брат замер с огнетушителем в руках на пороге.
Спрятала лицо, уткнувшись в колени. Боже, какой стыд!.. Он ждал вкусный ужин, а получил…
Звякнул баллон огнетушителя, снова послышались шаги, но теперь в мою сторону.
– Кажется, ты тут все сама уже потушила слезами, – бодро произнес Марк, присаживаясь рядом на корточки. – Ничего уже не дымится, Полинка. Чего ревем?
Прикусила губы, чтобы не начать рыдать в голос. Как же стыдно и обидно!
– Эй, малышка, эй… – он осторожно придвинул меня к себе, обнял. – Ну чего ты? Перестань, я не запрограммирован утешать плачущих девочек. Где у тебя кнопка отключения воды? Ты же нас затопишь!..
– Не преувеличивай, – снова всхлипнула и прижалась к его груди.
– Да ты просто солёный пруд, который успела наплакать, не видела. Мне, чтобы попасть домой, пришлось переплыть его! Оу… А теперь, вместо того, чтобы благодарить и гордиться моим подвигом, нагло слюнявишь меня, Полин.
– Я? – возмущенно прохрипела и хотела оттолкнуть Марка, но тот не пустил и лишь рассмеялся.
– Ты такая обворожительная, когда делаешь вид, что злишься, – с умилением протянул он. – Даже с красными глазками и распухшим носиком…
А вот теперь я реально разозлилась и вырвалась из кольца теплых рук. Мне плохо, а он издевается!
– Иди ты!
– О, все, дуешься – значит, в норме, – меня вернули обратно и сжали еще крепче, а я… я не стала сопротивляться. – Ну что ж, рассказывай. Кто горел? Почему меня не позвала на аутодафе?
Губы сами расплылись в широкой улыбке. Марик. Ну вот кто еще может вызвать улыбку, даже когда все хреновее некуда? Произошедшее казалось тогда концом света, трагедией чуть ли мирового масштаба, но пришел Марк и мгновенно меня успокоил.
– Хотела сжечь твои комиксы, но не вышло, – рукавом вытерла мокрое лицо
– Комиксы? – он вскинул бровь. – А чем они тебе не угодили?
– А нечего на них кучу времени тратить, – невозмутимо ответила. – Я, может, ревную.
– Вот как, – и спросил, посмеиваясь: – Ну и как так вышло, ревнивица, что в итоге моя коллекция не пострадала, а вот ужин немного… подрумянился?
"Подрумянился". Из горла вырвался смешок. Ага, там такая корочка, что уголь позавидует.
– Суп при трагических обстоятельствах пересолился, и пока я его оплакивала, жаркое принесло себя в жертву во имя твоих журналов, – печально отозвалась. – Мне теперь два трупа прятать в мусорное ведро. Пусть свалка будет им пухом. Аминь.
– Ну ты даешь, малышка. Ладно, поднимайся, уберемся по-быстрому, и я попробую твои шедевры.
Марк встал первым, потом поднял меня, удивленно переваривающую его слова, и принялся убирать лишние тарелки в мойку. Потом открыл окна…
– Так, стоп, что ты будешь пробовать? – до меня никак не доходило. – Пересоленный суп и подгоревшее второе? Я больше ничего не готовила. И вряд ли буду. Кажется, это не мое, Марик…
– Я же говорил, что всеядный? Так вот, буду оценивать твой труд. Если меня не убили красная икра и оливки, то и это не убьет.
Он говорил легко и просто, словно каждый день утешает по сто зареванных Полин.
– Что стоим? Ну вот куда мир катится, а? Меня нагло взяли в кухонное рабство, заставляют мыть посуду…
Я была в какой-то прострации, а Марк, делано ворчливым тоном, жаловался на жизнь и на меня столь комично, что стало жаль, что нет в руках фотоаппарата. Убрался, затем, несмотря на мой протест, прилично так положил к себе в тарелки супа и жаркое.
– Пошутили и хватит, – попыталась я призвать к благоразумию парня. – Мы же решили, что закажем пиццу.
Так как время уже близилось к восьми, брат предложил не париться и купить пиццу. Папа вряд ли будет против.
– А я и не шучу, Поль. Подай сухари, начну с супа.
Я машинально сделала, как он велел, и с огромными глазами продолжила наблюдать за тем, как он ест. Он. Ест. В голове не укладывалось.
– Марик, хватит…
– А я люблю, кстати, соленое, – беззаботно произнес Марк, отправляя очередную ложку в рот. Врун. Не любит. Острое да, даже сейчас добавил красный перец в тарелку.
– Марик, вода, – я поставила перед ним заполненный стакан. После подумала и притащила всю бутылку. – И прекрати. Я серьёзно.
– Я тоже серьёзно. Голоден как волк, не мешай.
Он все доел. Даже "румяную" картошку и мясо. Не морщился, а поддерживал и чуть ли не добавку просил. Его поступок был не самый обдуманный, но настолько искренний, что… Я загорелась идеей научиться готовить и справляться с бытовыми проблемами. И не потому, что хотела уделать кого-то и доказать что-то, нет. Я безумно хотела, чтобы в следующий раз Марик ел мою стряпню и ему действительно понравилось. Чтобы он получил такое же удовольствие, которое сегодня получила я, когда он мне помог. Ну, или почти такое же – вряд ли можно испытать от еды ту феерию ощущений, что испытала я.
