– А говорил, что просто актрису, – покачал головой тот, что меня другом считает. Зря. Потому что друзей у меня нет.
– Давай к делу перейдем, – потянул затихшую Снежинку, усадил ее в кресло и встал за его спинку, положив руки ей на плечи. Она вздрогнула от того, что почувствовала мою ладонь на шее, но не возразила. Конечно, мы же не одни.
Однако повернулась и так посмотрела… Лишь на миг взглядом меня убила, разрезала кожу и солью обработала ее, чтобы рана не закрылась. Чтобы болела и пульсировала. За секунду, пока след не уберешь и за года.
– К делу, так к делу, – кивнул режиссер, делавший до этого вид, что не замечает напряжение между мной и Снежинкой, и вытащил из папки с бумаги лист, удостоверился, что это то, и протянул Дарье. – Покажи мне огонь, малышка.
Сжал зубы настолько сильно, что понятия не имею, как они не раскрошились, чтобы не высказать все нецензурные слова, которые вертелись на языке по поводу его фамильярности. Опередив девочку, сам взял лист и, сжав ладошку, которой она тянулась, начал читать кусок сцены с пламенной речью. По мере чтения у меня брови вверх поднимались от удивления, что эту пафосную фигню называют самым ожидаемым фильмом года.
– Ты уверен, что то нам дал? – спросил, вручая злой как черт Даше слова.
– Нет, бля, склероз, – язвительно ответил Виктор. – Спасибо, что веришь в меня и в мою идею.
– Верить – такого слова нет в бизнесе, – пожал плечами я, следя за Дарьей, которая так внимательно текст читала с сосредоточенным лицом.
– Готова, – она подняла голову, а желавший что–то сказать Малеев заткнул рот. – Только можно я встану?
Мрачно кивнул. Не хотел ее выпускать из капкана моих рук, потому что так я еще могу сдержать свои эмоции. Потому что так она точно моя.
Дарья встала, поправила кофту и, посмотрев прямо мне в глаза, начала говорить, подглядывая в текст:
– Я тебя отвоюю. Верну. Достану из лап смерти. Вытащу из океана равнодушия и реки боли. Спасу от всего мира: от себя, от тебя, от прохожих и врагов и от нас с тобой… – ее голос затих, а потом хрипло и надтреснуто заиграл: – Только ты сейчас дыши… чтобы и я дышала. Дыши сейчас и следующую секунду. И еще.
Я, ошарашенный эмоциями, что она выплескивает словами, не могу оторвать от нее взгляд. Будто только она сейчас есть. И ее голос, полный боли, надежды и прочей девичьей чепухи, что со звоном на землю падает, оживая из ее уст. А Даша тоже смотрит на меня, опускается на колени и продолжает:
– Прошу, – тихо, еле слышно, – пожалуйста… Обещаю разделить с тобой твою ненависть. Будем друг друга ненавидеть, а сердце свое упрямое я вырву… Будем друг другом пылать, а я буду гореть сильнее, – опустила голову, разорвав со мной колдовской взгляд. – Только дыши, прошу. Сейчас. И в следующую секунду. Дыши…
И тишину с дымкой высказанных слов нарушают тихие хлопки. Это Виктор.
– Шикарно! Нет, восхитительно! – он поднялся с кресла, потом сел, потом снова встал и спросил: – Заключаем контракт? Ну, блин, не мог ты раньше явиться? Я ж поседел за эти дни!
Выразительно посмотрел на его блестящую лысину.
– Я образно. Так что?
– Подожди, – притормозил я режиссера, который уже и за телефон взялся, чтобы юристу позвонить. – Сначала хочу узнать наконец, что за фильм я продюсирую. Ну и по мелочи: актерский состав, место съемок и прочее.
Дарья же не выглядела счастливой. Поджав губы, она встала и села обратно в кресло, но на самый краешек. И она словно бы “отключилась” от реальности, забыла обо всем на свете.
– Господи, – Вик закатил глаза. – Если бы ты позавчера пришел на встречу, то узнал бы. Сообщаю: апокалиптика, драма и, конечно же, любовь. То, что люди любят: зрелищность, шикарные спецэффекты и сопли. В общем, нашествие всяких тварей инопланетного происхождения. Мир погибает, люди погибают, и вот в этом хаосе рождаются чувства. Сначала неприязнь, а дальше по жанру.
– Хорошо, – кивнул, сам смотрю на Дарью. Сжираю голодным взглядом, мечтая открыть ее душу и все узнать о ней, и прочесть, что у нее на уме.
– Съемки в Москве, конечно же. Я уже обо всем договорился.
– Прекрасно. Пришли мне на почту договор и сценарий. Мы подумаем, – и Снежинке: – Даша, идем.
ГЛАВА 13. ДАРЬЯ. ДУРАЦКИЕ СЛОВА И МОГИЛА ОДНА НА ДВОИХ
Мы каждый день покупаем чужие улыбки и продаём свои. Искренние и лживые, хитрые и открытые, грязные и чистые, лицемерные и вежливые… И лишь улыбку Любви пока нельзя ни купить, ни продать, – но дьявол работает над этим…
(с) Андрей Ангелов
– Зачем ты это делаешь? – спросила, едва мы сели в машину.
– Что именно? – он поправил на мне шарф.
– Убиваешь меня собой, – сквозь зубы сказала.
– Ты ошибаешься, – о его слова можно резать мои мысли. Они острые, колючие. И сам Левич таким стал за секунду. – Зачем ты делаешь это?
– Что именно? – если он вернул мой вопрос, то я его ответ.
Павел посмотрел мне в глаза, коснулся щеки, губ и руку и, будто от прокаженной, отдернул. Сжал пальцы в кулак, пугая меня еще больше. Он ведь одним ударом может меня просто убить. Как и похитил – просто так. Легко. Проще простого.
– Отравляешь меня собой.
– Так отпусти меня, – с надеждой посмотрела, а в голове уже я обнимаю Даню и вдыхаю запах детства. – Взаимовыгодное действие
– Не–е–ет, – с улыбкой протянул мой личный кошмар. – Убегают от боли только трусы, а я ее преобразовываю в удовольствие. Мне все равно, что случится завтра, но сейчас, пускай и отравленный, мне хорошо.
Дурацкий разговор, дурацкие слова и могила одна на двоих. Потому что этот мужчина настолько эгоист, что тянет меня с собой в вырытую им же яму. Одному барахтаться в своих странностях скучно.
– Тогда позволь мне увидеть Даню. Прошу тебя!
Я не могу пропустить встречу с ним. Я не могу пропасть для него. Пускай для всех, пускай навсегда, на других наплевать, а он… Ему пока рано знать, что есть что–то еще страшно, кроме смерти.
– Благотворительностью не занимаюсь, – ухмыльнулся зверь без сердца и без капли человечности. Мне кажется, у него никогда никого родного не было, раз он понять не может. Хотя… Дьяволу чужды привязанности. Им чуждо все то, что делает человека человеком: семья, любовь, глупости, рутина, вылазки по пятницам.
– Что ты хочешь? – я знаю, что он потребует, но все равно спрашиваю. Наивная дура. Надеюсь, что он не хочет до конца сломать меня. Что он не унизит…
Зря. Он именно это и сделает, Даша, причем с удовольствием. Он этого и желает. Чтобы мучилась, корчилась.
– Я многого хочу, Снежинка, – Левич обхватывает мой подбородок сильными горячими пальцами, большим гладит по контуру лица. – Хочу до умопомрачения твои пухлые губки, – он немного надавливает на нижнюю губу, приоткрывая зубы. – Кусать их, слизывать с них твой запах, отобрать их жар. Хочу твою улыбку. Чтобы улыбалась мне, а на щеках ямочки, в которые можно погрузить язык. А еще… Я до безумия хочу оказаться в себе.
