Он на меня смотрит потемневшими глазами, тяжело и рвано, будто бы пробежал марафон, дышит и… И все смотрит на меня. И я под этим взглядом полностью обезоруженная, с обнаженной душой и развороченными чувствами. Я такая его. Без остатка.
– Разденься для меня.
Я сама не понимаю, как вдруг озвучиваю свое спонтанное, но сейчас самое яркое желание. Хочу коснуться его кожи, провести по ней губами, оставить на ней свой след, чтобы и он знал – теперь он мой. Я отдаю себя, только взамен беру его. Не могу иначе. Иначе задохнусь в нем, растворюсь и перестану быть. Я хочу почувствовать, увидеть, что между нами нет преград даже в виде ткани, что мы настолько близко, как близко к друг другу секунды, соединяющиеся в минуты.
– Девочка моя… – полустон–полушепот в губы вызвал во мне целую кучу мурашек, которые отдались потом по внутренностям током. – Как же я тебя хочу…
Я зажглась от одного его голоса, от одной интонации у меня в животе зажегся пожар. К образовавшемуся огню уже летели глупые бабочки, не боясь опалить крылья. Кажется, они уже оделись в броню, зная, как со мной, их хозяйкой, сложно и непонятно.
А поцелуй же – глубокий, жадный, которым он пил меня, будто странник, давно плутавший по смертельной Сахаре, внезапно увидел оазис, и теперь не мог наглотаться прохладной родниковой воды, не мог оторваться от нее, потому что боялся – вдруг снова мираж? И если он сейчас поднимет голову, чтобы вдохнуть воздуха, самое дорогое сокровище обратится в песок и покроет горячие дюны. Я ему отвечала не с меньшим запалом, кусая его губы, языком касаясь его зубов, его языка, вновь кусая почти до крови его губы, возвращая стон ему в рот. Я целовала его и, цепляясь за сильные плечи, чтобы не утонуть в нем, говорила своими действиями “я твоя”.
Я первой оторвалась от его губ и, не стыдясь своих желаний и вообще ничего, сказала:
– Хочу тебя целовать. Везде. Хочу.
Любить – не стыдно. Стыдно не показывать любовь.
– Разденься для меня.
Паша послушался: расстегнул пару пуговиц на рубашке, а потом, словно бы устав от этого нехитрого занятия, потянул ткань, отрывая пуговицы прямо с “начинкой”. Сдернул ее с плеч, и я провела ладонью уже по обнаженной коже, под которой чувствовались литые мышцы. Почувствовав, как сильнее он напрягся, улыбнулась и провела уже ногтями, оставляя на бронзовой коже красный след.
Паша выдохнул сквозь зубы, сжимая ладони в кулак.
Я же наклонилась и медленно, будто бы давая ему возможность остановить меня, прижалась уже губами к его шее. Хотя черта с два я остановилась бы. Не сейчас. Не сегодня. Не в этой жизни.
Поцелуем прошлась по ключице, а потом языком по кадыку, чтобы потом прикусить кожу чуть ниже.
– Дьявол! – прошипел мой мужчина, когда я втянула кожу на чувствительном участке шеи, где бьется пульс, – она у него чуть солоноватая, пахнущая гелем для душа, одеколоном и его неповторимым ароматом, от которого мне сносит крышу напрочь. Хотя вру. Мне от него всегда сносит крышу. Я его сумасшедшая, потерявшая голову от его искренности и от его душевной красоты.
– Болит? – с самой лукавой улыбкой спросила, подув на засос. Посмотрела на дело своих губ и заметила: – Тебе очень идет. И я как представлю, что его увидят все… Увидят, что ты мой.
Паша стремительно прижал меня к своему ставшему каменным телу, и я не без удовольствия отметила то, как ширинка его брюк увеличилась, обрисовывая контур возбужденной плоти.
– Не делай так, – простонал он мне в волосы.
– Так? – прижалась к нему снова, поерзала, чтобы…
– Даша! – почти рык. Звериный, но мне не страшно, а так упоительно–сладко, что делаю это снова и снова.
Я не знала, что от прикосновений может сносить крышу, что от них может гореть кожа, пульсировать удовольствием. Я не знала, что низ живота от них будет сводить приятной тягучей болью.
Я не знала, что быть с желанным и любимым мужчиной – восхитительно.
ГЛАВА 29. ДАРЬЯ. ВСЕ ХОРОШЕЕ РАНО ИЛИ ПОЗДНО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ
– Запомни, как ты меня любишь сейчас, – прошептала она. – Я не прошу тебя всегда так меня любить, но прошу помнить этот миг.
(с) Фрэнсис Скотт Фицджеральд
День начался очень хорошо.
Мы с Пашей позавтракали вместе, а потом он сам на машине довез меня до детского дома – я вчера обещала мальчикам, что с утра приеду. К сожалению, со мной внутрь не пошел – ему внезапно позвонили, чтобы разрешить какую–то проблему, но мужчина шепнул, что подождет и отвезет на локацию. Окрыленная его заботой, не побежала, нет, я полетела в здание приюта.
– Даша! – ко мне со всех сторон бросились малыши. Я их всех переобнимала. Как же мне этого не хватало!
– А у мня луб упал, – глотая звуки и улыбаясь во весь рот, радостно сказал Мишка.
– А я вылосла! – заявила Рита.
– А я… а я елочку нарисовала и снег! – Малинка сжимала в ручках многочисленные листки.
– Круто! Дашь посмотреть на зубик? И правда выросла… Скоро меня перерастешь, цветочек. Покажи, Мари… Как красиво! Ты молодчина!
Дети были счастливые настолько, что если в мире существовал бы прибор, измеряющий счастье, он бы вышел из строя. Потому что его концентрация в пространстве просто зашкаливала. Детям, да и в принципе всем людям, нужно лишь одно. Внимание.
– Мамочка! Мы с Владом тоже рисовали! – услышала я голос Дани.
Ко мне уже на всех парах неслись мои мальчики. В пальчиках, как и Марина, он держали альбомные листки.
– Мы нарисовали тебя и дядю Пашу, – прижимаясь ко мне, протараторил Владик. – Данька сказал, что он хороший. А правда мы пойдем делать снеговика? Мам, я скучал. И мы же пойдем опять в кино? А ты расскажешь сказку?
– И я хочу сказку!
– Тетя Даша, вы же нам тоже расскажите?
Дети так просили, что я все же согласилась. Надеюсь, Паша поймет и подождет немного. Не могла я малышам отказать.
После сказки, когда я уже со всеми попрощалась и собралась уходить, ко мне подбежала девочка. Смешно прищурилась, оглянулась, убедилась, что все играют с воспитательницами и в нашу сторону не смотрят, и шепнула тихонько:
– Тетя Даша, дельжите конфетку, – она открыла маленькую ладошку, которую до этого прятала за спиной, и протянула мне крошечную карамельку в ярком фантике. – Вы же плидете еще? Я буду ждать.
– Солнышко… – я расстрогалась. Еле слезы смогла сдержать. Не хотелось пугать малышку. – Конечно, приду, солнце. Хочешь, принесу тебе что–нибудь? Что принести?
– Хочу себе мамочку, – она улыбнулась.
Как жаль, что нельзя купить, как карамель или же куклы, человеческую любовь. Как же жаль.
– Как тебя зовут, цветочек?
– Элина. Плиятно познакомиться. И вы съешьте конфетку. Она вкусная.
