– Поговори со мной, Снежинка, – раздался ласковый голос, едва я непослушными пальцами приняла вызов.
– Паша, я… я больше не могу… Задыхаюсь, – прошептала я, сжимая мобильник в ладонях. Он тоже был обжигающе–горячим, как и воздух вокруг.
В горло ворвался горький дым, принося за собой головокружение, кашель и еще большую слабость.
– Тише, девочка. Рядом есть вода?
– Я в нижней части дома. Здесь… Вокруг голые стены… Я умру?
– Нет, конечно. Все будет хорошо, – говорил он мне. И голос его был приглушенный, а еще какие–то потрескивания звучали фоном. – Это ведь я должен был гореть, Снежинка. В Аду. Но горит особняк.
– Пускай горит. Ты построишь новый… И не говори так… Паша, а Даня? Позаботишься о нем? И Влад, его тоже забери.
– Даже не думай об этом, – жестко заявил мужчина. – Мы заберем. Только ты потерпи еще совсем чуть–чуть. Хочешь, сказку расскажу?
– Ты самый невероятный мужчина на свете, – тихо рассмеялась я. Однако мой смех потонул в последующем кашле. – Хочу сказку.
– Жил–был на свете очень одинокий человек. Некрасивый, в шрамах весь. Очень безобразный, и его все боялись. Но он тоже хотел быть счастливым, даже влюбился – в самую красивую девушку. Однако этот уродливый человек так боялся, что она ему откажет, и украл ее. Не мог он иначе, слишком привык к тому, что он мерзкий и ненужный…
– Паш…
– Он так старался быть как все. И очень хотел, чтобы она посмотрела на него как на обычного. Но он не сумел… – теперь закашлялся Паша.
Во мне проснулось беспокойство. Что за?.. Он ведь не дома, он не мог… Или…
– Паша, где ты? – встревоженно перебила я его.
– Он привык отвечать всем злом. И не мог по–другому даже с ней. А еще он боялся, что она однажды уйдет, оставив еще один шрам.
– Господи, Паша… Пожалуйста, не надо! Прошу тебя. Уходи. Не надо…
Но он словно бы не слышал меня, все продолжал:
– И он останется снова один в темноте. И солнце для него опять не будет светить.
Сказка эта душу мою вывернула. Потому что про себя говорил. Потому что горькая она, его история. Его жизнь до меня. Горькая и неприятная, ведь она показывает, насколько некоторые люди испорченные и сгнившие. И я не про него, он прячется только за этой маской, я про других – “обычных”, которые живут среди нас.
– Паша… – и сейчас все исчезло для меня, кроме его имени. – Уходи. Пожалуйста.
– Ты должна быть со мной, Даша.
– Я буду с тобой. Твоим огнем, твоим воздухом, твоим небом, твоей снежинкой… Только сейчас уходи!
У меня уже сил не было, все, что я могла – шепот, настолько тихий, что его я сама еле различала. Но Паша слышал. И, наверное, только его голос меня держал на ниточке, потому что у меня уже перед глазами тьма разливалась. Вот–вот она меня поглотит.
– Не надо–о–о! – завыла я. – Прошу тебя. Пожалуйста. Не надо, Паша–а–а–а!
– Есть возможность открыть дверь? Или огонь преграждает?
Он меня не слышал. Он говорил, а у меня слезы горячие губы обжигают.
– Прошу, – слова отпечатались у меня на губах, как его имя. – Прошу тебя, пожалуйста. Прошу…
– Я не могу жить без тебя, Даша.
– Уходи. Уходи. Уходи. Уходи… – я не могла остановиться, все повторяла и повторяла, как молитву, надеясь, что он послушается. – Уходи… Я… Я хочу спать. Устала. Как же я устала… Уходи…
– Снежинка, не закрывай глазки, – успокаивающе говорил Паша, – солнышко, цветочек, девочка моя. Только не закрывай глазки, слышишь меня? Все будет хорошо, но ты только не закрывай глаза.
Я не могла. Глаза закрывались сами по себе.
– Даш, радость моя, скажи, в какой ты комнате.
Вздрогнув от громкого шума в коридоре, потерла глаза, прогоняя сон, и ответила:
– Не знаю. Здесь… здесь есть диван. И он черный, не кожаный, а из плотной черной ткани.
На более меня не хватило. Перед глазами начал расстилаться туман, который утягивал меня в бездну. Перед тем как меня полностью поглотила тьма, я услышала звук падающей двери, которую выбил Паша, и увидела его самого… Кажется, умирала я с улыбкой на губах и сжимая в ладонях телефон.
***
Очнулась я уже в беседке. Паша сидел со мной на руках прямо на холодном, покрытым коркой тонкого льда, полу.
Закашлявшись, вздохнула обжигающий холодом кислород. И задышала часто–часто, пытаясь поглотить как можно больше чистого и свежего воздуха.
– Даша… – мужчина сжал меня в объятиях. – Как же я испугался… Даша…
Я тоже обняла его сильно–сильно, вжимаясь в его тело и прикрывая глаза. Мне страшно смотреть сейчас на реальность. Так страшно…
– Малышка, девочка моя… – он целовал мои волосы, лицо, потом снова волосы. – Солнце…
И вдруг отстранился, пересадил меня на застеленный плед и резко поднялся.
– Ты… Ты куда? – несколько заторможенно спросила, пытаясь тоже встать. Не получилось. Голова закружилась.
– Не вставай, Снежинка, – Паша встревоженно на меня посмотрел. – Я сейчас приду, подожди немного.
– Куда ты? Встречать пожарных?
– Да, МЧС, – он как–то криво улыбнулся. – Ты сиди и отдыхай, хорошо? Скорая уже в пути.
Что–то мне не нравилось в этой ситуации, но я никак не могла понять, что именно.
– Паш…
– Что, солнце? – Левич оглянулся.
– Береги себя.
Благодарно улыбнувшись, он скрылся за деревьями. И мне опять что–то очень не понравилось. Мысль все ускользала от меня.
А потом внезапно я поняла: Паша мне соврал. Он соврал…
Молясь о том, чтобы он не сунулся опять в пылающий дом, я с третьей попытки встала и, держась за деревья и кустики, поплелась туда, откуда шел нестерпимый запах гари. Я падала, поднималась снова, снова падала, но все же дошла до лужайки напротив дома.
Раздалась сирена. Начался шум и гомон. Пожарные! Паша же с ними?..
– Девушка! С вами все в порядке? – ко мне подбежал мужчина в форме.
Я смогла только кивнуть.
– В доме есть кто–нибудь? Вы одна выбрались? Сколько человек живет здесь?
– Горничные, охранники… они, наверное, там… Вас привел Паша?
Он ответил не сразу, сначала передал мои слова по рации и потом только спросил:
– Какой еще Паша?
– Павел, хозяин особняка.
– Нет. А где он? Я могу с ним поговорить?
Паша мне соврал. Он полез в дом… Зачем?!
– Он в доме…
– Вы знаете, где он может находиться?
