— Как тебе паста? — приводит меня в себя вопрос, прерывая установившееся молчание.
— Я настолько голодна, что она показалась мне самой лучшей в мире.
— Я рад, — произносит мужчина и делает глоток воды.
Моргнув, я смотрю на него, как дура, будто бы его извинения убили во мне все обиды.
— Что ж, — продолжаю через какое-то время. — В целом, я вношу обычные правки, которые никак не перекраивают твой стиль письма.
— Мне бы хотелось посмотреть на то, как ты перекраиваешь его.
«Он что, заигрывает теперь со мной? То есть я рано ликовала из-за того, что он попробовал исправиться?» — задаюсь вопросом и сердито отзываюсь:
— Не дождёшься.
Отводя глаза, пробую на вкус вино, которое неожиданно оказывается довольно вкусным. Майкл делает то же самое, и я, наблюдая за его поведением, делаю выводы, что вечер должен закончиться без приключений.
— И всё же, как думаешь, почему Виктор такой?
— Я не читала твоих прежних книг.
— Небольшой спойлер, — шепчет он и слегка наклоняется вперёд. — Я там не рассказывал об этом.
Сердце на мгновение замирает, а по телу у меня пробегают мурашки. Хмурясь, я понимаю, что вино расслабляет меня и обостряет обычное женское желание — почувствовать мужское прикосновение. «Чёрт!» — чертыхаюсь про себя.
— Выходит, что история комиссара Виктора Нойса ещё не началась?
Молясь о том, чтобы Майкл не заметил моего румянца, утыкаюсь взглядом в тарелку.
— Именно! — Подняв бокал, тот отпивает из него.
«Не смотри на него, Ви. Успокойся. Его милое поведение сейчас — это не знак того, что он всегда такой», — мысленно твержу я, стараясь держать себя в руках.
— И когда ты планируешь показать читателям его прошлое?
— А что ты посоветуешь?
Я ощущаю на себе его тяжёлый взгляд. Поняв, что Майкл видит мой румянец, делаю ещё один глоток вина, расстёгиваю пиджак и вешаю его на спинку стула.
— Думаю, тебе нужно сделать это как можно скорее. Потому что хоть и твоя целевая аудитория — это любители расчленёнки и острых ощущений, переживания и внутренний монолог персонажа не менее важны для сюжета.
— Считаешь, что слишком тяну с этим?
— Да, — соглашаюсь я и, допив вино, ставлю бокал на стол. — Роман динамичный, но главный герой будто бы не хочет видеть своё прошлое. Он бежит от него, не оглядываясь. Впрочем, Виктор часто упоминает такую фразу, как: «Врагов нужно знать в лицо». Так почему такой человек, с идеальной дедукцией и превосходной логикой, прошедший через огонь и воду, боится посмотреть собственному прошлому в глаза?
Лицо Майкла становится слишком задумчивым. Он сидит, не отрывая взгляд от пустого бокала, явно глубоко уйдя в мысли. «Я не могла задеть его чувства, если герой не был проекцией какого-то его знакомого. Да и это глупо. Слишком глупо, чтобы обижаться. По правда говоря, никто не знает о его прошлом. Обычный человек, который, открыв автомастерские, женился, развёлся и стал успешным в писательстве — вот и всё, что миру известно о нём», — понимаю я, припоминая все известные аспекты биографии мужчины. «А что, если главный герой Майкла — это он сам?» — вдруг закрадывается ко мне непрошеная мысль, которая поражает меня.
Глава 24. Майкл
Домой возвращаемся на медленно ползущем по улицам города такси. Олливия безмятежно сопит на моём плече. Мы изрядно выпили, опустошив целых три бутылки старого вина. «Даже не верится, что она оказалась таким славным и остроумным собеседником», — размышляю я, припоминая наши недавние разговоры.
Её жизнь — это сплошные крылатые качели. Поначалу я старался не слушать девушку, но меня за каким-то чёртом всё время тянуло следить за её алыми губами, когда та говорила. А её повадка склонять голову набок, когда она хохотала! Каждая минута общения с ней делала для меня последнее всё более притягательным и будоражащим. Впрочем, не взирая на всё это, мой блестящий план всё равно сработал.
Я знал, что за нами следят газетные репортёры. Для моей профессиональной карьеры в писательстве подобный вариант развития событий самый оптимальный, поскольку такая слежка потенциально может ещё больше увеличить и без того широкую известность книги. Так что всё собственно прошло именно так, как было намечено, даже ещё лучше.
«Сегодня я совершил то, что долгое время не мог сделать. Ведь самое сложное — это действительно каяться. Я же официально извинился. То, что делает Олливия, и в самом деле достойно одобрения и уважения. При том, что эта крошечная мышка, оказывается, способна вынести любой болезненный удар. Её жизнь до работы в издательстве оставляет желать лучшего, однако я не спасательный круг, чтобы протягивать всем подряд руку помощи. Ни сейчас, ни в будущем», — мелькает у меня мысль, пока немного расчувствовавшийся я наблюдаю за девушкой, что спит рядом.
«Казалось бы, нас ничего не должно связывать, но отчего же меня грызёт совсем иное чувство? Я правда стараюсь стать лучше и забыть ту адскую жизнь, из которой едва получилось выскользнуть. Впрочем, с таким успехом, которого мне удалось добиться, для меня наша с ней битва шевелится чересчур медленно», — рассуждаю я, задумчиво сдвигая брови. Её внезапный вопрос вынуждает меня глубоко задуматься. «А смогу ли я реально взглянуть в лицо своему прошлому? Или же мой страх остаться таким же окажется сильнее меня?» — гадаю про себя, искоса поглядывая на Ви.
Мы едем ко мне домой, о чём она совершенно не думает. Алкоголь разморил Олливию до такого уровня, что мне пришлось едва ли не тащить на руках её охмелевшее тело. «Женщины! Предоставь им волю дерябнуть чуть больше, и это внезапно закончится мировой катастрофой», — приходит ко мне понимание, что забавляет меня.
Примерно через тридцать минут мы оказываемся на месте.
— Не хочу, — привередничает девушка, едва стоя на ногах. — Не хочу домой!
Я могу сделать с ней немедля всё, чего только пожелаю, однако что-то меня стопорит. Человеческая совесть? Сострадание? Я и сам не знаю ответа.
— Ма-а-айкл, — её мелодичный голос настолько пьян, что попросту запинается, — пойдём тусить!
— Если уверенно пройдёшь прямо хотя бы пару метров, то твоя взяла.
Она кивает и пытается самостоятельно пройти три шага, после чего заваливается на землю.
— Кха, — закашливается Ви, — ну почти! Кха!
Я гляжу на неё свысока. Даже в подобный момент та выглядит как и все, но почему-то мне кажется, что она лучше других.
Почесав затылок, ловлю себя на благой мысли, что созерцать хмельную Олливию куда комичнее, чем с ней разговаривать.
— А другой шанз-з имеется? — с трудом выговаривает она, пробуя подняться на ноги.
— Даже не знаю, — пожимая плечами, отзываюсь я и сажусь возле неё на корточки. — Это как взглянуть.
