— Что слышала?
— Когда Виталий бредил и выходил из наркоза, он всё время повторял твое имя.
Яна смутилась, но быстро нашлась.
— Ну конечно! Это легко объяснить. Последнее, что он видел перед выстрелом, — это как меня запихивают в машину. Виталий встревожился, это отпечаталось у него в мозгу, вот он и бредил моим именем. — Яна посмотрела в лучистые глаза Мартина и смутилась еще больше.
— Он повторял снова и снова, что любит тебя.
— О господи! Ася это слышала? — ахнула Яна.
— Каждое слово. Она заплакала, сказала, что больше так не может, и поспешила на вокзал.
— Этого еще не хватало! Он же был не в себе. Это же неправда. Виталий просто бредил. Разве такие слова можно принимать на веру? Ася-Ася, что она там себе придумала?
— А мне кажется, что Виталий в бреду просто проболтался. Он всегда к тебе относился очень нежно, а это так просто после свадьбы на другой день не проходит, — не согласился с ней Мартин.
— Что за глупости ты говоришь! Человек сделал предложение, женился… Детский сад какой-то! Какие у него могут быть ко мне чувства?
— Любовь имеет столько вариантов, что и не сосчитаешь. Он и Асю любит, и тебя. Разве так не бывает? Может, он сам не понял, к кому испытывает более сильные чувства. Он сделал выбор в пользу Аси, потому что ты не ответила ему взаимностью, и судя по всему, вряд ли когда-нибудь ответишь. А Виталию нужны дом, семья. Он устал жить один, но ты глубоко укоренилась в его сердце, в этом-то и трагедия.
— Ну уж и трагедия… Мне кажется, что ты утрируешь. Аська умная, она остынет, всё обдумает и вернется. Не станет же она разрушать свое счастье? И не бросит же она Виталия в таком состоянии? — Цветкова с надеждой смотрела на Мартина.
— Я не знаю, Яна, честное слово, не знаю. Чужая душа — потёмки. А женская душа — это вообще тьма египетская. Кто вас, женщин, разберёт? Никто. И никогда. Виталий и Аська должны сами разобраться в своих чувствах. Не думаю, что кто-нибудь из них станет разрушать уже сложившиеся отношения. Давай пока не будем решать за них, а лучше подумает о тебе.
— Обо мне? А что обо мне думать?
— Янка, ты не в себе. Тебе такое пришлось пережить… Нужно отдохнуть, прийти в себя. Посмотри, на кого ты похожа…
Яна в первый раз заметила, что на ней не чужое грязное свадебное платье, а застиранный больничный халат. Она непроизвольно дотронулась до волос — камни были на месте.
Она горько усмехнулась:
— Делать нечего, я повинуюсь. Ты меня просто обволакиваешь своим голосом. Действуешь на меня, как сказочный кот Баюн.
— Какой еще кот?
— А ты не знаешь? Сказок в детстве не читал?
— Сказки читал, но это было давно.
— Кот Баюн, Мартин, это не простой кот, а огромный котище с железными когтями и волшебным голосом. Он заговаривает путников и усыпляет их своими разговорами и песнями. А потом с аппетитом хрустит их косточками.
— Вот как? Неужели я такое страшилище?
— Ты не дослушал. А вот тот человек, который смог с Баюном договориться, обязательно получает спасение и исцеление от всех болезней.
— Ну, если я кот-спаситель, то слушайся меня. Тебе нужно обязательно поговорить с Ольшанским.
— Сейчас? Я не могу, я устала. Хочу в отель.
— Отель подождёт. Ты же не при смерти, верно? У тебя полная голова бриллиантов. Заметь, чужих. Неизвестно откуда взявшихся. А лучше бы мозгов, чтобы ты не влезала во всякие рискованные приключения, после которых все твои друзья стоят на ушах и не знают, что делать.
— Мартин, я вовсе не собиралась…
— Ты не собиралась, но сделала. Представляю, что получилось бы если все твои хорошо продуманные планы претворялись в жизнь. Конец света, вот что! Надеюсь, не нужно перечислять всего того, что ты натворила в этот раз? Нет? Ну и хорошо, а то у меня бы сил не хватило всё перечислять от начала до конца. Короче, вот телефон, звони Петру Ивановичу.
Янка взяла трубку и позвонила Ольшанскому.
— Алло? Как служится на благо Отчизны? — спросила она.
— Уже шутишь? — ответил Ольшанский. — Это хорошо. Значит, ты жива-здорова и можешь меня выслушать. Будет или так, как я скажу, или я посажу тебя под домашний арест. В краже бриллиантов и переправке их за границу задействованы серьезные люди, и даже кое-кто из таможни. А это значит, что, пока на твоей прелестной головке находится бешеное состояние, тебе грозит большая опасность. Тебя бы сейчас в одиночную камеру, там будет самое безопасное место.
— Я не хочу в камеру! — встряла Яна.
— Так никто не хочет, но я тебя сейчас могу оставить на свободе только под охраной. И я знаю самого лучшего телохранителя в городе, это Мартин Романович, он находится рядом с тобой. Недавно я лично убедился, что форму он не потерял.
— Кажется, я поняла, к чему вы клоните.
— Вот и будь умницей. Выполнять каждое его слово. Беспрекословно.
— Быстрее снимите с меня эти камни! Только стричься я не собираюсь. Ни под каким видом. Мне мои волосы дороже всех ваших бриллиантов. Я всё поняла. Конечно, я согласна, раз по-другому не получается, — Яна с недовольным видом отдала телефон Мартину.
— Чего такая мрачная? — спросил он, убирая телефон в карман.
— А ты не понимаешь? Сговорились?
— Ты о чем?
— Поставили меня в такие условия, что либо одиночная камера, либо твое общество. Только не обольщайся! У нас с тобой ничего не будет! А завтра с меня камни снимут, и я буду свободна, как птица.
— Ты не кипятись. Раньше тебе мое общество вполне нравилось.
— То было раньше. Это было до того, как ты начал мне изменять, — пояснила Яна, кутаясь в халат и затягивая на своей тонюсенькой талии пояс еще туже.
— Я просто продолжил жить без тебя, я попробовал, но я тебя не забыл и не разлюбил, — ответил Мартин.
— Я не хочу тебя слушать! Я же попросила — отвези меня в отель. Обещаю, что никуда до утра из номера не денусь. Что и кто мне там сделает? А ты снимай напряжение со своими Анжелами, Жаннами и Джульеттами… Я не знаю всех твоих отдушин-развлечений. Ах, да! Есть еще Василиса! Вы потеряли ребенка, но она же молодая женщина, у вас еще все может получиться!
— Перестань молоть чепуху. Между нами ничего нет.
— Как хочется этому верить! — вздохнула Цветкова. — Но ничего, на ее место придут новые, свежие кадры!
— Янка! Я не намерен всё это терпеть! Тебя послушать, так я просто какой-то сексуальный маньяк!
— А что, проблемы?
— Ты можешь говорить, что угодно. Но всё уже решено. Я должен быть рядом двадцать четыре часа, только такое условие. И потом, государству больше важна не твоя жизнь, а камни. И я также должен проследить, чтобы ни один из них больше не пропал.
