– А что у тебя в пакете? – спросил он.
– В пакете?
Дженни подняла голову и проследила за направлением его взгляда.
– А, это… Друзья из кооператива собрали тебе, как они выразились, «на поправку».
– Джаспер?
– Естественно!
Она выпрямилась, пригладив волосы.
Десейн вдруг увидел себя на упаковочной линии в одном из цехов кооператива.
– Где я буду работать? – спросил он.
– Ты нужен дяде Лоренсу в клинике, но перед этим у нас будет месячный отпуск. Медовый месяц! Милый! Как же нам дождаться воскресенья?
Итак, в клинике, подумал Десейн. Слава богу, не в качестве пациента. Интересно, какого бога он благодарит? Это была странная мысль, без начала и конца, словно нить, висевшая в зеленом озере его сознания.
Дженни принялась разворачивать пакет, лежавший на ночном столике – кусок золотистого сыра, две бутылки пива, темные пшеничные крекеры, белый контейнер, в котором что-то бултыхалось. Когда все это было подвергнуто обработке? Десейн вдруг ощутил себя мотыльком в стеклянной клетке, лихорадочно бившимся о стенки, потерянным, озадаченным.
– Я тебя утомила, – сказала Дженни, положив ладонь ему на лоб.
Ее прикосновение успокоило Десейна. Мотылек, привидевшийся ему, устроился на зеленой ветке, тянувшейся из мощного ствола дерева. Десейн понял, что он сам и есть это дерево – источник неиссякаемой силы.
– Когда я тебя увижу? – спросил он.
– Я приду утром, – отозвалась она.
Дженни послала ему воздушный поцелуй, потом, помедлив, наклонилась к Десейну и губами коснулась его губ, позволив насладиться нежным ароматом Джаспера.
Десейн проводил ее взглядом. Дверь закрылась.
На мгновение им овладела грусть. Потом показалось, будто он потерял связь с действительностью, что комната без Дженни – нереальна. Десейн взял сыр, отправил кусок в рот, ощутив, как вдруг расширились, стали безграничными его способности мыслить и чувствовать.
Так что же такое действительность, спросил он себя. Является ли она конечной субстанцией, как этот кусок сыра, которому кто-то неведомый приписал ошибочные характеристики времени и пространства? Или она – нечто иное, не связанное уродующими рамками обыденных представлений?
Затем он подумал о доме, который описывала Дженни. Вообразил, как внесет ее внутрь на руках через порог – как жену! Их будут ждать подарки – Джаспер от кооператива, мебель… Сантарога заботится о своих.
Это будет прекрасная жизнь, улыбнулся он. Прекрасная… прекрасная… прекрасная…
Термитник Хеллстрома
Впервые роман был напечатан
в журнале «Гэлакси» под названием «Проект-40»
Написано праматерью Тровой Хеллстром:
«Приветствую день, когда чаны для переработки поглотят меня, и я стану единым целым со своим народом».
26 октября 1986 года
Человек с биноклем в руках, извиваясь, полз по нагретой солнцем поляне. В траве шуршали насекомые. Он терпеть не мог насекомых, но сегодня ему было на них наплевать. Главное – добраться до тени, отбрасываемой дубами, которые росли на гребне холма, да еще не потревожить спасительных зарослей, с которых на его руки падали колючки и всякая ползучая мелочь.
Смуглое узкое лицо с глубокими морщинами выдавало его возраст. Ему можно было дать лет пятьдесят, если бы не черные волосы, выбивавшиеся из-под охотничьей шляпы цвета хаки, и быстрые уверенные движения тренированного тела.
Добравшись до гребня, человек несколько раз глубоко вздохнул и протер линзы бинокля чистым льняным платком. Осторожно раздвинул стебли сухой травы и, настроив бинокль, принялся изучать ферму, раскинувшуюся внизу, на открывшейся с холма долине. Легкая дымка, поднимавшаяся над нагретой августовским солнцем землей, смазывала картинку, которую давал его мощный, сделанный по особому заказу бинокль с десятикратным увеличением и с объективом на шестьдесят миллиметров. Человек обходился с прибором как с винтовкой во время выстрела – затаивал дыхание и сканировал местность быстрым взглядом, удерживая в неподвижности дорогую игрушку из стекла и металла, способную самые отдаленные объекты представлять в мельчайших деталях.
Перед его усиленным техникой взором появилась ферма – на отшибе от всего мира и безлюдная. Простиравшаяся в длину на полмили, в ширину она была не более пятисот ярдов. В дальней ее части тонкий ручеек струился по гладким черным камням. Здания фермы были разбросаны по открытой площадке на противоположном берегу узкого ручья, и, глядя на его извилистое, опушенное ивняком русло, трудно было представить, что тут творится весной, когда по долине несутся потоки паводковой воды. Валуны, торчавшие по берегам ручья, поросли зеленым мхом, а в неглубоких омутах вода стояла почти неподвижно.
Постройки располагались на отшибе, подальше от ручья – потертые временем и погодой дощатые стены с матовыми окнами, резко контрастирующие с аккуратными рядами насаждений, которые параллельными рядами тянулись за оградами и занимали остальную часть долины. Центральным местом среди строений был дом в простецком стиле «солтбокс», но с двумя крыльями и эркером, чье окно смотрело на ручей. Справа от дома возвышался амбар с большими дверями на втором уровне и неким подобием купола на коньке крыши. Окон у амбара не было, зато в стену, по всей ее длине, были вмонтированы вентиляторы. На холме позади амбара стоял полуразвалившийся фуражный сарай, по эту сторону дома – небольшой флигель, а чуть поодаль – еще одно деревянное строение, похоже, отслужившая свой век насосная станция. В северной части долины, возле окружавшего ферму забора, громоздился бетонный куб шириной футов двадцать, с плоской крышей – не иначе как новая насосная, напоминавшая, впрочем, оборонительное сооружение, нечто вроде дота.
«Долина и ферма выглядели точно так, как ему описывали», – отметил человек с биноклем, которого звали Карлос Дипо. Все в облике этого клочка земли смотрелось странно, и это бросалась в глаза. Хотя из амбара доносилось ясно слышимое, раздражающее ухо гудение каких-то механизмов, на всей территории не было видно ни души. От ближайшей деревушки к ферме вела однополосная дорога, она обрывалась около северных ворот, располагавшихся за насосной; но к постройкам тянулась лишь едва приметная тропинка, на ней с трудом можно было различить следы от колес легкой тачки. Тропинка вела от ворот к главному дому и большому амбару.
Откосы холмов, окружавших долину, были крутыми, а на стороне, противоположной тому месту, где лежал Дипо, даже громоздились скалы бурого камня. Такой же скалистый участок был и справа от наблюдателя, на расстоянии сотни футов. Несколько звериных троп вились пыльными лентами через заросли дуба и мадроны, пересекая откосы долины. В южном углу долины коричник бросал ажурную тень на черные камни, с которых в ручей срывался водопад. К северу, за границами фермы, долина завершалась обширными луговыми пастбищами, по ним были рассыпаны рощицы сосны, дуба и мадроны. Там паслись стада, и, хотя между пастбищами и фермой не было загородок, по состоянию высокой травы в непосредственной близости от фермы можно было понять, что животные по какой-то причине избегают подбираться слишком близко. Это обстоятельство также было отмечено в докладах, которые штудировал Дипо.
