– Нет, – ответил он. – Пока нет.
– Вы ведь знаете, что Дженни не замужем, сэр?
Десейн посмотрел на игроков в карты. Они выглядели загоревшими. Признак здоровья. Дженни не замужем? Доктор Пиаже поднял голову от своих карт и сказал что-то человеку, сидевшему от него слева. Оба рассмеялись.
– Ее номер есть в телефонной книге, мистер Бурдо? – спросил Десейн.
– Она живет в доме доктора Пиаже, сэр. А почему бы вам не звать меня просто по имени – Уин?
Десейн помолчал. В голосе Бурдо явно присутствовал южный акцент. Его дружелюбие, а также то, с какой открытостью он делился информацией о Дженни – все это носило отпечаток южного гостеприимства, южной теплоты и открытости… Но под дружелюбием скрывалось и нечто иное – настороженность и напряженное внимание. Психолог в Десейне был начеку.
– А вы давно живете в долине, Уин? – спросил Десейн.
– Да уж почти двенадцать лет.
– Как вы здесь оказались?
Бурдо покачал головой и печально усмехнулся:
– Вряд ли вам будет интересно, сэр.
– Ну почему же! Очень интересно!
Десейн ждал, внимательно рассматривая официанта. Где-то должен прятаться ключик, который поможет раскрыть тайны долины. Дженни не замужем… Может, Бурдо и станет этим ключиком? Десейн знал, что вызывает в людях доверие – своей скромностью, даже застенчивостью. Сейчас он очень рассчитывал на это.
– Ну что ж, если вы действительно хотите знать, – произнес Бурдо и объяснил: – Сидел я в Новом Орлеане в тюряге. Порезал одного…
Десейн заметил, каким густым и насыщенным вдруг стал южный акцент Бурдо. Тот продолжил:
– Ну, в общем, скатился дальше некуда. А говорил так, что у вас волосы встали бы дыбом. И вдруг я себя самого услышал. Будто со стороны, сэр. И я подумал: я ведь уже не тинейджер, а веду себя как малолетка, зависший в переходном возрасте.
Бурдо внимательно посмотрел на Десейна.
– Да, в переходном возрасте, сэр. А пора было взрослеть. И, когда я вышел, тамошний шериф запретил мне оставаться в их местах. Я пошел домой и сообщил Энни, что мы уходим. И вот мы оказались здесь, сэр.
– Так просто и ушли?
– Ну, да! Пешком. Это непросто. И были места, где нам было плоховато, и мы даже пожалели, что покинули Новый Орлеан. Но когда оказались здесь, то поняли, что оно того стоило.
– Вы бродяжничали, пока не явились сюда?
– Нас словно сам Бог вел, сэр. Эта долина, сэр… Мне трудно объяснить. Но… Понимаете, они настояли, чтобы я обязательно пошел в школу. И теперь у меня хороший английский.
Акцент у него вдруг стал исчезать.
Десейн ободряюще улыбнулся и произнес:
– Вероятно, здесь, в долине, живут очень хорошие люди!
– Я вам кое-что скажу сейчас, сэр, – отозвался Бордо. – Уверен, вы все поймете, если я поделюсь с вами тем, что со мной произошло. В другое время это меня бы очень сильно ранило, но тут… – Он помолчал немного и продолжил: – Мы были на вечеринке у Джаспера, сэр. Это произошло вскоре после того, как Уилла, моя дочь, объявила о своей помолвке с Кэлом Нисом. И Джордж, отец Кэла, подошел ко мне и, положив руку на плечо, сказал: «Ну что, Уин, старый ниггер? Не выпить ли нам и не поболтать? Ведь наши детки скоро сделают нас родными людьми». Так это все и было, мистер Десейн. И он совсем не хотел меня обидеть, назвав ниггером. Тут у нас и блондина зовут белобрысым – без всякой задней мысли. Темный цвет кожи – просто отличительная черта. Вы запросто можете подойти к Элу Мардену и спросить: «Ну как, рыжий, везет тебе сегодня в карты»? И когда Джордж это сказал, он имел в виду лишь это и ничего иного. Я сразу понял. Они здесь принимают тебя таким, какой ты есть. Когда Джордж назвал меня ниггером, это был просто дружеский жест, не более.
Десейн нахмурился, пытаясь проследить ход мысли Бурдо. Дружеский жест? Назвать человека «ниггером» – дружеский жест?
– Вряд ли вы это сразу поймете, – усмехнулся Бордо. – Наверное, для этого нужно быть чернокожим. Но, надеюсь, мой рассказ поможет вам уяснить, что здесь и как. А через несколько минут Джордж сказал мне: «А интересно, Уин, какие у нас с тобой будут внуки? Беленькие, черненькие или в полоску?» Думаю, он шалел от мысли, что у него могут быть темнокожие внуки. И, что главное, ему было безразлично – белые они будут или черные. Ему было просто любопытно. Знаете, когда я позднее рассказал об этом своей Энни, я плакал. Я был так счастлив, что не смог сдержать слез.
Это был длинный монолог. Десейн заметил, как Бурдо наконец осознал, что тратит слишком много времени на разговоры, а дело стои`т. Он покачал головой и пробормотал:
– Что-то я сегодня разболтался. Мне бы лучше…
Неожиданно раздались крики около барной стойки, недалеко от стола, где почтенные горожане играли в карты. Краснолицый толстый человек кричал на бармена и размахивал перед его лицом кожаной папкой.
– Вы, сукины дети! – орал он. – Вы считаете, что я недостоин иметь с вами дело, и потому ничего не покупаете? Паршивые ублюдки! Вам бы лучше…
Бармен ухватился за папку, которой мужчина едва не задевал его по носу.
– Пусти, сукин сын! – орал толстяк. – Вам кажется, что вы живете в другой стране? А я тут иностранец? Ничего подобного! Здесь – Америка! Это – свободная…
Из-за стола игроков поднялся капитан дорожного патруля Эл Марден. Положив руку на плечо возмутителя спокойствия, он хорошенько его встряхнул.
Крики затихли. Толстяк развернулся и поднял папку, явно собираясь ударить Мардена, но, увидев сверкающие глаза капитана и суровое выражение его лица, заколебался.
– Я – капитан Марден из дорожного патруля, – произнес Эл Марден. – И я заявляю, что мы здесь не будем терпеть подобное поведение.
Он говорил спокойно и твердо, хотя, как показалось Десейну, происходящее его немного забавляло.
Сердитый толстяк опустил папку и сглотнул.
– Вы свободны и можете уходить, найти свою машину и уехать из долины Сантарога, – продолжил Марден. – Прямо сейчас. И не возвращайтесь. Мы проследим за вами, и, если появитесь в долине хотя бы еще один раз, вам будет плохо.
Толстяк словно осел; плечи его обвисли, ярость исчезла. Он обвел взглядом зал, из глубин которого со всех сторон на него устремились внимательные глаза.
– Ну и черт с вами! – пробормотал он. – Буду только счастлив! Скорее рак на горе свистнет, чем я вернусь в вашу паршивую долину. Меня от вас тошнит!
И, сбросив с плеча руку Мардена, он зашагал между рядами столиков к выходу в холл. Марден, покачав головой, вернулся к игре.
Постепенно в зале воцарилась обычная атмосфера – посетители ели и разговаривали. Хотя кое-что и изменилось – крики торговца-чужака разделили местных и приезжих, словно между ними выросла невидимая стена, по разные стороны которой оказались охотники и те, на кого шла охота. Приезжие спешили завершить трапезу и торопили детей, чтобы поскорее убраться восвояси.
