Да, кричать со всех крыш – это не решение. Неудивительно, что слова Десейна возмутили Дженни.
Он повернулся и посмотрел на нее. Она терпеливо стояла, ожидая, пока он закончит свои мыслительные упражнения. Дженни ободряюще улыбалась, и Десейн неожиданно увидел в ней всех сантарогийцев. Они были не кем иным, как индейцами, которые хотели жить по-своему, так, как подсказывали им их инстинкты. Проблема заключалась в том, что они жили в мире, который не хотел оставаться безучастным. Этот мир стремился сделать всех людей – в культурном отношении – совершенно подобными друг другу.
Пытаясь соотнести и сопрячь оба мира – мир Джаспера и мир чужаков, – Десейн почувствовал, что ему страшно жаль Дженни. Сантарога будет уничтожена, в этом не было сомнений.
– Я уверена, что ты все понял, – произнесла Дженни.
– Вашего Джаспера поставят в один ряд с ЛСД и прочими наркотиками, – сказал Десейн. – Его назовут «сантарогийский гашиш» и объявят вне закона. На этом ваше существование завершится.
– Я никогда не сомневалась в том, что ты все поймешь после того, как познакомишься с Джаспером поближе. – Дженни скользнула в его объятия и прижалась к нему. – Я верила в тебя. Я не могла ошибиться.
Десейн не находил слов, чтобы ответить ей. Глубокая печаль овладела им. Он познакомился с Джаспером накоротке. Он был подвергнут обработке.
– Конечно, ты должен подготовить свой доклад, – продолжила она. – Если откажешься от данной затеи, это ничего не решит. Они найдут кого-нибудь еще. А нам это порядком надоело.
– Да, мне придется написать доклад, – кивнул Десейн.
– Мы понимаем.
От голоса Дженни его едва не бросило в дрожь. «Мы понимаем». Кто они, эти «мы»? Те, кто рылся в его сумке, кто едва не убил его. Кто фактически убил двоих его коллег.
– Почему ты дрожишь? – спросила она.
– Знобит.
Десейн вновь подумал о той составляющей своего «я», которая всплыла в его подсознании – о том древнем существе, что, подобно динозавру, подняло голову над тонкой пеленой его сознания. Это существо опять было с ним – оно замерло в ожидании, изучая то, что с ним происходит.
– Сегодня я работаю всего полдня, – сообщила Дженни. – Кое-кто из моих друзей устраивает пикник на озере. Они хотят встретиться с тобой. – Она откинулась назад в его объятьях и добавила: – Да и я хочу им тебя показать.
– Мне сейчас не до плавания.
– Твое травмированное плечо! – покачала головой Дженни. – Но наше озеро такое красивое в это время года! Вечером мы разожжем костер.
Которое из ваших «мы» станет это делать?
– Отличная мысль, – кивнул он.
Произнося эти слова, Десейн недоумевал – почему он боится? Ведь не Дженни же является источником страха – не эта желанная, красивая девушка. Он боится другую Дженни – Дженни-богиню-долины-Сантарога…
Какие жутковатые мысли лезут в голову! Десейн усмехнулся собственным фантазиям. Похоже, он слишком глубоко вник во все нюансы жизни долины и ее обитателей. Впрочем, это профессиональная болезнь любого психоаналитика – на все смотреть через призму логических построений.
– Отдохни, и в полдень встретимся внизу, – произнесла Дженни. – Она шагнула к двери, но около выхода обернулась и добавила: – Ты ведешь себя очень странно, Гил. Тебя что-то беспокоит?
В голосе Дженни Десейн уловил новую, незнакомую нотку. С ним говорила не Дженни, переживавшая за человека, которого любила – искренне и сильно. Дженни – холодная и отстраненная – изучала его, словно пыталась оценить и понять, насколько он опасен.
– Да ничего особенного! – отозвался Десейн, стараясь говорить бодро и весело. – К тому же хорошая компания и вкусная еда излечат от чего угодно!
– Ну что ж, тогда до скорой встречи! – сказала Дженни с той же отстраненностью во взгляде.
Десейн проследил, как закрылась за ней дверь. У него возникло ощущение, будто он играет перед какой-то особенной, специализированной камерой, и та отслеживает различные отклонения от поведенческой нормы. Неожиданная, ни с чем внешне не связанная мысль пришла ему в голову: они хотят подвергнуть анализу и разложить по полочкам все составляющие моей личности, характера, жизненного и научного метода.
Но кто «они»?
Десейн понимал, насколько опасен этот вопрос.
Пакет с едой лежал на его ладони. Десейн смотрел на него, одновременно ощущая и то, насколько он голоден, и явную опасность, которую несла в себе эта еда. Не исключено, что прием Джаспера чреват необратимыми изменениями.
Десейн бросил пакет на постель, шагнул к двери и выглянул в коридор. Пусто. Он вышел из номера и посмотрел на стену, за которой скрывалась комната с телевизорами. Не сразу он сообразил, что со стеной что-то не так. Возникала иллюзия смещенной реальности: дверь находилась в месте, где никакой двери не было.
Словно его потянули за веревочки, Десейн приблизился к двери и уставился на нее. Дверь была обрамлена такими же старыми, потертыми деревянными наличниками, что и прочие двери в коридоре. Дерево создавало ощущение хорошо сохранившейся старины. Она словно говорила: я всегда находилась здесь, какие вопросы? На бронзовой табличке с номером была небольшая вмятина, а по краям, куда не дотягивалась горничная со своими тряпками, металл потускнел. Дверная ручка покрылась патиной.
Десейн тряхнул головой. Желание распахнуть дверь было настолько сильным, что он с трудом подавил его. Пугало то, что могло открыться по ту сторону двери. Хуже всего, если там окажется вполне обычная гостиничная обстановка – кровать, душ, стол и стулья. Номер – двести шестьдесят два – одновременно и восхищал, и ужасал. Десейна не отпускало странное ощущение, что он бывал здесь раньше. Дверь была совсем обычной, даже примитивной.
Десейн резко бросился в свой номер и открыл окно. Если посмотреть через стекло над крыльцом, это может разрешить его сомнения. Он полез из окна наружу, но вдруг остановился.
На дорожке, по краям обсаженной розовыми кустами, стоял человек и ручным пульверизатором обрабатывал цветы. Это был Уин Бурдо. Когда Десейн увидел его, тот поднял голову и приветливо помахал рукой.
Придется заняться этим позднее, решил Десейн. Кивнув Бурдо, он вернулся в комнату и задернул шторы.
Итак, они проделали в стене дверь. Но что они пытаются учинить? Разрушить его, Десейна, чувство реальности?
Пакет на кровати привлек внимание Десейна. Он подошел, и искушение овладело им. Это была не просто еда; это было больше, чем еда. Десейн уже чувствовал голод, утолить который был способен лишь Джаспер. Десейн ощутил себя Улиссом из стихотворения Альфреда Теннисона, подчинившего свою жизнь девизу: «Стремиться и искать, найти и не сдаваться». Мысль, что в пакете заключен Джаспер, руководила его рукой. Бумага буквально лопалась под его пальцами.
Сыр от Джаспера. От него поднимался соблазнительный аромат. Десейн ощутил во рту кусок сыра. Еда вызывала тепло, которое, обволакивая горло, спускалось ниже, в глубины его тела. Десейн продолжал поглощать сыр, загипнотизированный собственными действиями.
