Я кладу на стол букет цветов.
– Это вам.
Элла не берет цветы, но смотрит на них несколько секунд.
– Мама была права, – бормочет она себе под нос.
– Прошу прощения?
– Она говорила, что когда-нибудь здесь будут цветы. – Ее слова сбивают меня с толку, и я задаюсь вопросом, не было ли мое появление слишком неожиданным. Она поджимает губы, как будто хочет сказать что-то еще, но не может. – Так как же вы тогда узнали обо мне? – У нее все еще было больше вопросов, чем ответов.
– Сол, – отвечаю я.
– Сол? – улыбается Элла, повторяя знакомое имя, морщинки вокруг ее рта становятся глубже. Ее глаза танцуют. – Он все еще жив?
– Да, он вдовец, живет в Калифорнии с оравой детей и внуков. Однако он никогда не забывал о Сэди.
– В конце концов у него получилось, – произносит она с дрожью в голосе, обращаясь больше к себе, чем ко мне.
– Перед смертью Павел рассказал мне о другой семье в канализации, о Розенбергах, – объясняю я. – Годы спустя я смогла отыскать Сола. От него я получила ответы на вопросы, что случилось с моей семьей. Он разлучился с Сэди во время побега и так и не узнал, что с ней стало. Но он рассказал, что у нее была подруга, храбрая польская девушка Элла Степанек, которая помогла им сбежать. Я затеяла расследование, пытаясь найти женщину, которая помогла моей сестре. Долгие годы я заходила в тупик, но потом, после падения коммунизма, я смогла добраться до архивов в Польше и узнала, что молодая женщина по имени Элла Степанек действительно существовала и она участвовала в Варшавском восстании. Я подумала, что это можете быть вы. – Она моргает, не отвечая. – Поэтому я разыскала вас.
И все же, когда она сейчас сидит передо мной, что-то по-прежнему не так.
Глядя на знакомую форму ее глаз, я чувствую, как внутри меня что-то меняется. Тогда я понимаю, что нашла не ту женщину, которую искала.
– Только вы ведь не Элла, верно? – Она не отвечает. Ее тонкая фарфоровая кожа бледнеет еще сильнее. – По крайней мере, вы не всегда ею были.
Ее рука, лежащая на краю стола, снова начинает дрожать.
– Нет, – отвечает она, ее голос напоминает шепот. – Нет, не была.
Осознание всплывает во мне огромной волной, угрожая захлестнуть, слова кажутся настолько ирреальными, что я едва осмеливаюсь их произнести:
– Тогда, я полагаю, – протягиваю я, – вы, наверное, Сэди.
– Да. – Она протягивает руку и касается пальцами моей щеки. – О, моя маленькая сестренка… – Затем женщина, которую я встретила несколько минут назад, без предупреждения кидается в мои объятия. Когда я обнимаю ее, мой разум туманится. Я прилетела сюда в поисках ответов о своей сестре.
А вместо этого нашла ее саму.
Через несколько секунд мы отрываемся друг от друга. Я смотрю на нее, пока до меня доходит реальность происходящего: Сэди, моя старшая сестра, жива. Она цепляется за мою руку, как за спасательный круг, не желая отпускать.
– Но как вообще это возможно? – спрашиваю я. – Все эти годы я считала, что ты умерла в канализации. – Разумеется, я обыскала всевозможные архивы в поисках сведений о моей сестре Сэди Голт. Но после записи в архиве гетто, что она там работала, других следов не было. От Павла и Сола я узнала, что она сбежала в канализацию вместе с нашими родителями и что родители погибли. Я предположила, что и Сэди тоже.
– Когда ты родилась, все стало очень сложно, – начинает Сэди. – Мы не могли удержать ребенка от плача, он мог выдать нас. Поэтому наша мать забрала тебя, чтобы спрятать в безопасном месте. Она оставила меня с Розенбергами, Солом и его семьей. – Тогда я ощущаю, как должно быть, ужасно было Сэди остаться одной. Она могла бы возненавидеть меня. – Мама так и не вернулась. Она умерла в больнице. – Ее глаза наполняются слезами. Хотя я и тосковала о ней всю свою жизнь, меня переполняет вновь обретенная печаль, когда я думаю о матери, которую никогда не знала.
Сэди продолжает:
– Через несколько недель после ухода мамы в канализацию пришла Элла, чтобы нас спасти. Она сообщила, что немцы знают о нашем убежище, и нам небезопасно оставаться там. Нам пришлось бежать вместе с ней. Но немцы заминировали туннель, и когда мы убегали, несколько из мин взорвалось. Своды канализации рухнули, отрезав нас с Эллой от Сола и его отца. Мы попытались сбежать другим путем, через комнату, но ее затопило. Я не умела плавать. Элла спасла меня. – Когда она вновь переживает это воспоминание, ее глаза наполняются слезами. – Но край бассейна обрушился, и вода хлынула на нас. Эллу отбросило к стене, у нее была серьезная рана. Она умерла до того, как мы сумели выбраться.
– Мне очень жаль, – говорю я, видя боль в ее глазах. Я пытаюсь вообразить себе тот кошмар, через который им пришлось пройти, но понимаю, что не могу представить. – Я выбралась из канализации, но одна, вся израненная. Сол и другие ушли слишком далеко, и я не могла их догнать.
– Значит, ты была совсем одна?
– Нет, там был еще один человек. Молодой поляк по имени Крыс, возлюбленный Эллы. Он состоял в Армии Крайовой. И должен был помочь Элле вытащить нас из канализации, но его арестовали немцы. Когда его переводили в другую тюрьму, он сбежал и вернулся в канализацию. Он опоздал с помощью Элле, но обнаружил меня. Он ехал в Варшаву участвовать в восстании. Я отправилась с ним, чтобы присоединиться к нему и внести свой вклад.
– Что с ним стало? – нетерпеливо спрашиваю я. Мне вдруг стало любопытно узнать судьбу человека, который сыграл важную роль в спасении моей семьи.
– Его убили в сражении, но я думаю, отчасти он упал духом, узнав правду о смерти Эллы. Он был хорошим человеком. – Ее глаза затуманиваются. – Я как-то выжила в Варшаве.
– Ты такая храбрая, – говорю я.
– Я? – удивляется Сэди. – Я ничего не сделала. Элла, Крыс, Павел – вот они были храбрыми.
Я качаю головой, внутренне улыбаясь. Изучая мою семью, я стала своего рода историком-любителем и за эти годы познакомилась с несколькими выжившими во время войны. И казалось, каждый преуменьшал собственную роль в войне, отдавая «реальную» заслугу кому-то другому.
– Ты тоже была храброй, – настаиваю я. – Сол поведал мне много историй о твоих смелых поступках.
– Сол… – Сэди улыбается и будто погружается в собственные воспоминания. – Он был моей первой любовью. Я пыталась найти его после войны, но понятия не имела, где искать. А потом, когда появились записи, какой был смысл? Я предположила, что он двинулся дальше и у него своя собственная жизнь.
– Но он никогда не забывал тебя. Я уверена, что он был бы рад получить весточку от тебя.
– Наверное. – Она запинается, и в ее нерешительности посмотреть прошлому в лицо я узнаю себя, то же самое сопротивление, которое чуть не помешало мне пройти через рыночную площадь и найти мою сестру. Некоторые фрагменты прошлого удаляются от нас так далеко, что до них не дотянуться.
