— Олег, прости меня!
— Какая ты послушная, когда не можешь пошевелиться. Всё равно буду делать с тобой, что захочу. А потом сдамся тебе на милость победителя. И можешь делать со мной, что захочешь. Я же люблю тебя, очень. Ну что ты плачешь, маленькая?
— Ты первый раз сказал, что любишь меня. Это правда?
— Правда, когда ты не борешься за какое-то равноправие. Оно тебе нужно?
— Нет, Олег, если ты любишь меня. Поверить не могу!
— А ты не знала! Тоже мне, новость.
— Конечно, не знала, я каждый день жду, что ты… напьёшься меня, как ты говоришь, я тебе надоем, и отправишь домой. Второй месяц кончается, с Надей два месяца, это был рекорд. А она прекрасный человек, и так любила тебя!
— Погоди, причём здесь Надежда? Откуда ты знаешь такие подробности?
Посадил рядом, накинул простынку.
— Давай-ка, рассказывай всё, как познакомилась, и вообще. Я тебя слушаю.
Она зажала в коленях ладони, совсем как тогда, в комнате с камерой.
— Мы приехали в клинику, тот профессор, который это нам организовал, сказал, мы затянули с приездом, опасно откладывать операцию. Хорошо бы, прямо на понедельник, свободный операционный день. Пообещал сделать, чтобы скидка была.
Я просидела с мамой до вечера. Сказали — надо уходить. Поехала на вокзал. Я два дня не ела ничего. Я только думала, где взять деньги.
Нашла в Интернете адреса, где дают кредит, несколько организаций. Но уйти в город не могла. На обходе сказали — капельницу, а её не ставят, операционный день, ни одной сестрички. Но тут пришла Надя, и сразу всё стало по-человечески. Денег я не нашла, конечно. Что я могла — в залог.
— Только себя.
— Да. Но никто не предлагал. Хотя нехорошо смотрели.
А Надя, как узнала, что я ночевала на вокзале, повезла к себе, и накормила, и выкупалась я у неё, и спать положила на диван, а сама на раскладушке. И убедила, что Луиза Александровна — единственный выход, единственный.
И всё плакала — он сказал, тебе пора домой. Что мы и любовь — смешно, мужчинам подавай что-то новенькое. А всё было так хорошо, встречал после смены. Сказала, смотри, не влюбляйся в клиента. А я влюбилась, и всё ждала, когда ты скажешь — Катя, тебе пора. И сегодня ты чуть не отправил меня домой. Мне было так страшно! Бедная Надя…
— А как ты решила, что он — это я?
— Луиза сказала, что до меня у тебя была девочка, два месяца, рекордный срок, но влюбилась, дурочка. И ты потом всё про неё вспоминал, какая она была хорошая. Сложить два и два, даже с моими, как ты говоришь, короткими извилинами…
— Ну, прости — про извилины. Я вообще спокойный человек. Спроси у Тани, разве я когда-нибудь накричал на сотрудника? А ты выводишь меня, не знаю как!
— Я же не нарочно!
— Только этого не хватало. Что было дальше?
— А дальше — не думала, что будет. Я только услышала, что деньги переведут сейчас, и операция будет в понедельник. Я ведь была на грани. От меня зависело, будет мама жить, или нет. И теперь будет, остальное не важно.
И Надя не выглядела измученной, нормальная, ухоженная после шести лет работы. Мне не надо было так долго, операция стоила значительно меньше квартиры в Престижном районе. В конце концов, от этого не умирают, а мама… Мы действительно затянули с приездом. Я же все банки обошла в Питере, показывала диплом, три языка… мне только маму спасти, я отработаю. Может, если бы клерки пустили к кому-то повыше!
Я решила, выдержу. А ведь я в ту ночь плакала, что не могу утопиться из-за мамы!
— Ты вспоминаешь?
— Иногда. Накатывает, когда тебя нет рядом. Но там — какое-то абстрактное зло, не ты.
— Это правда! Там был не я и не ты, маленькая. Разве я тебе сделал больно хоть раз, после того, как ты отдала мне маечку? Забудь, пожалуйста, очень тебя прошу!
— Сейчас всё реже… забудется, конечно. А тогда, в первые дни, я думала, какой ты прекрасный человек, даёшь мне привыкнуть. И в ресторане всё было так здорово, я же в первый раз в жизни была в настоящем ресторане!
Она плакала, будто всё было живо, как вчера. А он сидел, опустив руки, и не знал, как её утешить, как стереть из её памяти ту ночь, когда она плакала оттого, что не может утопиться!
— Ну, зачем ты вспоминаешь? Обещала помнить, как я кормил тебя с ладони, купал, носил на руках.
— Я помню! Но я влюбилась, дурочка, я так понимала Надю! В тебя просто нельзя было не влюбиться. И влюбиться — нельзя! Как она говорила, тебе нужен секс, и ничего личного. И сам ты, когда уговаривал меня, сказал, не ждёшь от меня любви, это смешно. Помнишь?
— Да не помню я, что тогда говорил! Мне надо было уложить тебя в постель, и чтобы ты не дёргалась!
— Тебе и не надо помнить. Ты же говорил, чтобы я запомнила. А что я могла… только скрывать свою любовь, когда хватало сил, не у тебя на руках и не в твоей постели. Я всё время ждала, что ты скажешь, Катя, тебе пора домой. Я и сегодня решила, это конец. И я даже не смогу выйти из окна, потому что мама, и мальчик во мне…
— Маленькая моя, никуда я тебя не отпущу, не бойся, слышишь? Ну, что Надя, там всё было по-другому. Как тебе объяснить? Она была Луизиной девочкой. У меня от неё не сносило крышу. Мне не хотелось дотрагиваться до неё каждую минуту, обнимать, носить на руках. Я мог спокойно остаться на два дня в пансионате, если там была деловая встреча. Просто предупредить, чтобы не ждала.
А тебя не могу отпустить ни на шаг. Неужели не видишь разницы? Вышел из кабинета, посмотрел — ты здесь, никуда не делась, и не приснилась мне, в конце концов. Ну, что ты плачешь, солнышко? Я так тебя люблю, а ты плачешь. Не получается у меня, чтобы ты была счастливой. Не умею, не научился за всю жизнь. Скажи мне, ну, скажи — что я должен сделать?
Она обняла его, наконец, сама, по своей воле:
— Ну, что ты, Олежа, родной. Ты уже всё сделал. Ты же сказал, что любишь, мне больше ничего и не нужно.
— А знаешь, ты хорошо ведёшь себя на фирме. Скромно, серьёзно. Не показываешь, чья ты женщина. Не смотришь на девчонок свысока — вы столько времени строили глазки моему Олегу, а я его раз! И захомутала.
— Это я тебя захомутала, а не ты меня?! Не пошевелиться!
— Сейчас мы проверим, кто и кого. Закрой глаза. Ну, кому я сказал! Во-от. Молчи у меня, никаких — да, Олег! И так твоя докторша каждый раз смотрит на меня… неодобрительно.
Назавтра Олег, как всегда, высадил Катю и поехал ставить машину. И в дверях она столкнулась со Славиком. Он коротко поздоровался и прошёл мимо.
Это была уже Катя, которая знала, что её любит Олег. Всё остальное для неё не имело значения. В новеньком пальто и ботиночках, с улыбкой на лице, она выглядела счастливой. Это бросалось в глаза.
