«Леонардо Каркано, прибывший прошлым вечером в родительский замок из поездки по Франции, в которой он пребывал немногим меньше года, был поздно вечером убит в своей конюшне. Орудием убийства служил обоюдоострый кинжал, брошенный на месте. Убийца не найден. Граф установил вознаграждение за его голову в двести золотых лир. Предположительно — убийца наемник. Смертельная рана нанесена профессионально. Убитому перерезали горло».
— Покажи свои руки, Джованни… — Неожиданное обращение опять заставило парня вздрогнуть, он тут же послушно протянул вперёд кисти рук.
— Покажи мне пальцы, Джованни… — генерал немного наклонился, чтобы рассмотреть предмет своего внимания.
Сердце молодого человека забилось учащённо. В какой-то момент он успел пожалеть о своих откровениях. Джованни казалось, что молот, который бьётся у него сейчас слева, издаёт настолько громкие звуки, что они разносятся под высокими сводами церкви гулким эхом.
— Для меня в этой истории непонятно только одно… — задумчиво произнёс генерал. — Как скрипач научился так чётко и уверенно владеть кинжалом и резать горло справа налево? Ты ведь левша, Джованни?
Джованни онемел. Откуда этот человек в скромной рясе священника знает такие подробности его жизни? Дыхание юноши участилось, ему не хватало воздуха, он глубоко дышал открытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Как такое возможно? Откуда падре знает о кинжале, который он уронил в темноте?
Генерал распрямил спину, осанка его стала гордой и внушительной, как и подобает статусу. Бекс размышлял, перебирая правой рукой бусы.
Нет сомнения, что этот юный убийца потрясён произошедшим, но это дело поправимое. Духовные практики помогут ему обрести равновесие и хладнокровие. Ему некуда идти. Люди графа рано или поздно найдут его и растерзают. Кучерявая голова Джованни без сомнения окажется на блюде в замке Каркано. Этот род не прощает невинных мелочей вроде случайно убитой в их угодьях дичи, а что уж говорить о судьбе этого начинающего мстителя. Он остался один. Его никто не будет искать, кроме графских конюхов, соперничающих за награду.
Генерал обернулся и посмотрел на юношу, пребывающего в полном замешательстве и представлявшего собой жалкое зрелище.
«Ммм-да… Предстоит много с ним поработать, но если захочет жить — справится…» — подумал генерал, утвердительно кивая сам себе.
— Ты играешь на скрипке, но смычок держишь в левой руке. Ты старательно и прилежно постигаешь это искусство. Мозоли на трёх пальцах твоей правой руки уже отвердели, но имеют свежие ранки. Ты держал скрипку в руках недавно, Джованни. Но не могу понять — где ты мог научиться владеть кинжалом?
Юноша уже и не пытался найти ответы на эти вопросы. Он понял, что попал в оборот, врать не имело смысла. Возможно, честность поможет ему выплыть на поверхность. А там — как Деве Марии будет угодно.
— Я подался в ученики к мяснику. Два месяца уже. Скрипка не кормит… — пробормотал молодой человек, доверившись полностью воле святого отца.
— Я рассматривал эту версию, но на определённом этапе отбросил. Под твоими ногтями нет грязи и запёкшейся крови, — задумчиво произнёс генерал. — Или ты играешь перед публикой?
— Да, святой отец… Хоть и на улице, но всё же это публика. Раз в неделю я выхожу в люди. Зачем же учиться играть, если никто не остановится послушать? Последнее время останавливаются всё чаще…
— Ты одет как человек, который давно и остро нуждается. Откуда у тебя скрипка? Это ведь для тебя целое состояние? — спросил Бекс, немного прищурившись. Его глаза быстро уставали в полутьме.
— Святой отец, я клянусь, это скрипка отца! Это единственное, что он нам с сестрой оставил! Он тоже был левшой! — Парень сложил вместе ладони в умоляющем жесте.
— Хорошо, хорошо… Ты очень интересный человек, Джованни, и у меня к тебе есть две вести. Сам оцени, насколько они хороши для тебя, — интригующе произнёс генерал.
— Ландино слов на ветер не бросают, падре! Я, как и обещал, в вашем распоряжении, какую бы весть вы сейчас ни сказали! — Из нервного юноши Джованни мгновенно перевоплотился в молодого мужчину, готового отдать все долги своему спасителю.
Генерал порадовался такому перевоплощению, обратив внимание на темперамент и решительность парня:
— «Ландино не бросает…» Ты ведь говорил, что остался совершенно один в этом грешном мире? — Бекс не стал ждать ответа от юноши и жестом осадил его, как только тот захотел сделать вдох, чтобы ответить. Генерал ордена иезуитов своё решение уже принял.
— Первое — рану свою ты залечишь в моей резиденции во Фьезоле. После выздоровления мы с тобой попрощаемся на длительное время. Ты будешь учиться. Учиться для того, чтобы выполнять мои личные поручения, и главное — чтобы искупить свой грех.
Восхищённый взгляд юноши сверкал ярче полной луны, свет которой голубыми полосами ложился на каменный пол соборной церкви иезуитов. После первой вести для Джованни был совершенно не важен смысл второй. Он и так уже будет жить, иметь кров, служить порученцем…
«Резиденция во Фьезоле… — подумал Джованни. — Кто же этот скромно одетый священник?»
— И вторая весть, молодой человек. У графа два сына. Они близнецы. И ты убил не того. Так что грех твой удвоился — ты перерезал горло невинному человеку.
Глава IV. Адъютант
— У кота ли, у кота… Колыбелька золота… — Агафья бережно поправила кружевной балахон детской кроватки-качалки, в которой посапывал семимесячный младенец.
— У дитяти моего есть покраше его… — Няня держалась за угол кроватки и качала её потихоньку, с умилением наблюдая, как морщатся маленький носик и губки, похожие на небольшой нераскрывшийся розовый бутончик.
— Сонечка, красота наша… надёжа… как же долго мы тебя ждали…
За окном майское солнце щедро раздавало молодым берёзовым листьям своё тепло, трудолюбивые пчёлы курсировали между пасекой и ярким разноцветьем, которое плотным ковром покрыло всё свободное пространство перед усадьбой Лузгиных.
Капитан первого ранга Леонид Павлович Лузгин, оказавшись год назад не у дел, перебрался с любимой женой и новорождённой дочуркой из Петербурга в деревню. Благо его тесть, покойный обер-прокурор Данзас, оставил своей дочери Татьяне в наследство добротную усадьбу, в центре которой возвышалось жёлтое двухэтажное здание на двадцать окон с четырьмя колоннами при парадном входе. Единственное неудобство, которое испытывал адъютант в связи с переездом, так это неожиданный новый статус. Деревня издревле называлась Большие Бобры. Зубастые строители плотин действительно водились вокруг в изобилии. То тут, то там на реках возникали плотины, появлялись запруды, топившие луга. С неспокойными соседями селяне поколениями боролись за жизненное пространство, но всегда безуспешно. А к жителям деревни так и прикрепилось — бобры. И нового барина тоже бобром прозвали.
