Джованни (именно так звали невысокого итальянца, скрывавшего свою колоритную внешность под монашеской накидкой) в свои почти пятьдесят лет досконально познал актёрское ремесло и владел им в совершенстве. Походка уставшего монаха, прятавшего от дождя свою лысую голову под коричневым капюшоном из плотной ткани, наблюдательному очевидцу могла указать лишь на одно — этот человек, по всей видимости, хронически страдает какой-то болезнью ног. Ещё пара лет такой аскетичной жизни, и этому монаху понадобится клюка. Он переставляет ноги медленно и тяжело, переваливаясь из стороны в сторону. Так основательно и медленно старый, видавший жизнь гусь бредёт на водопой годами истоптанной тропинкой. Стопы его, будто лапы птицы, осторожно ощупывают основу, на которую в следующую секунду переместится грузное тело. Взгляд его устремлён вниз, к ногам, в поиске возможных препятствий. Изредка колпак его приподнимается, давая возможность маленьким колючим глазам глянуть шагов на сто вперёд и сориентироваться между фасадами домов, увенчанных остроконечными крышами.
Александр Либерт немного ускорился, взяв курс на одну из узких улочек, под углом уходивших с площади в старый город. Заметим, однако, что причиной того стал всего лишь усилившийся дождь, а не какие-то тактические соображения русского дипломата. «Тиролец» совершенно потерял бдительность, и тому была причина. Сегодня он добыл оригинал важного документа, и не откуда-нибудь, а из дома самого графа Густава Кальноки, министра иностранных дел. Любой другой шпион радовался бы такой удаче — от этой тайной бумаги зависели судьбы европейских народов, династий, перспективы войны в тесной и озлобленной Европе. Но нет…
Господин Либерт, имевший при русском посольстве в Вене совершенно не публичную миссию, со своими секретными делами поначалу справлялся отменно. Имея дипломатический статус, видный блондин с безупречным немецким регулярно посещал приёмы и балы, вращался в высшем свете и слыл гурманом. Благо солидное состояние позволяло ему не злоупотреблять казёнными деньгами и не отчитываться ни за один гульден, потраченный в своё удовольствие и для пользы дела. Меньше отчётов — меньше глаз. Свои личные расходы на «представительскую деятельность» Александр грамотно совмещал с мелкими радостями — частыми романами и долгими часами за карточным столом. Круг общения господина Либерта за год службы в Вене разросся пропорционально его обаянию и общительности. Банкиры, состоятельные коммерсанты, полковники и просто светские пижоны, вхожие в самые уважаемые дома, — все они раз или два в неделю, будучи в подпитии, делились со своим новым другом новостями и слухами столицы. По возвращении в посольство, в котором господин Либерт имел двухкомнатные апартаменты на третьем этаже, все сплетни тщательно конспектировались. Со временем стопка этих дневников превратилась в полку внушительных размеров, забитую аккуратно прошитыми гроссбухами.
Чем больше накапливалось записей, тем больше Либерт напоминал грозовую тучу. Раз в неделю, по вторникам, посол Убри принимал у младшего секретаря Либерта краткий доклад о персонажах из высшего света, которые в силу своего служебного положения могли бы представлять интерес для министерства иностранных дел. С каждой неделей доклад становился всё короче, в нём появлялось всё больше воды, и посол всё чаще озабоченно потирал лоб. Указать Либерту на откровенные отписки он, конечно, мог, но не более. А отчитываться перед Петербургом приходилось лично послу.
Сквозь нарочито официальный тон посла Убри Александр отчётливо слышал укор и даже ноту недоверия. Месяцы кропотливой работы — и ни одного толкового источника информации. Сплошные коммерческие интриги и хитросплетения, списки кочующих от одного графа к другому любовниц, да и неубедительный компромат на нескольких высокопоставленных армейских и полицейских чинов. Пыль и мусор — так сам для себя Либерт охарактеризовал многомесячные результаты своей светской жизни. Следовало искать свежий источник информации, и явно — не за карточным столом.
Альтернативой воскресному клубу прожигателей жизни Александр Либерт избрал имперскую библиотеку. Шаг, на первый взгляд, чудаковатый, но дипломат всегда безропотно подчинялся своей интуиции, а она однажды и отправила его в Хофбург
[3], благо связей в высшем свете он приобрёл за эти месяцы достаточно. Проиграв одному из высших смотрителей дворца крупную сумму, Либерт отдал её тут же наличными, за что и был одарен допуском в библиотеку.
Ещё несколько недель в помпезных залах дворца привели перевозбуждённую психику Александра в состояние гармонии и покоя. Тому способствовала камерная тишина, редкое общество профессуры и обилие интереснейшей литературы. Первое, что сделал Либерт, оказавшись в этих залах, — так это отдал должное скончавшемуся почти пятьсот лет назад герцогу Альбрехту третьему, положившему начало этой коллекции старинных манускриптов, которая со временем переросла в одну из лучших библиотек Европы.
Господь послал ему удачу в виде миниатюрной шатенки, не обделённой природной грацией, но не блещущей красотой. Это был тот типаж девушки, которая прекрасно (скорее всего, со слов своих недобрых подруг) знала себе цену, звёзд с неба не хватала, но жила в ожидании своего счастливого случая. Повстречай Либерт её в опере, он никогда не обратил бы на неё внимания. Но здесь, среди специфического запаха состарившейся за века бумаги, в обществе ничего не видящих дальше своего носа учёных мужей, появление этой особы вызвало у дипломата искренний интерес.
До сих пор Александр не понимал — юная грация уронила толстый фолиант возле него специально, или всё же так распорядилась судьба?..
В оперу они всё-таки попали. Через неделю. Там Либерт лично удостоверился, насколько коварными могут быть женские ухищрения в вопросах красоты. С ним под руку в зал шла сногсшибательная красавица с томным взглядом, преисполненная манер и блеска.
Привыкший играть первую скрипку в любом флирте, Александр поначалу даже опешил — настолько напористой оказалась Анна. Она при всяком случае подчёркивала божественное провидение, заставившее её именно в тот день прийти в библиотеку.
Поначалу Александр заподозрил недоброе. Неужто ему подослали эту скромняжку, чтобы разобраться в тонкостях его истинной миссии при посольстве? Нет, не похоже… Она слишком образованна для этого. Цитаты Лейбница
[4], которыми она сыпала невпопад, никак не способствуют установлению близкого телесного контакта, да и воспитание девушки явно не позволяло перейти грань дозволенного. С таким подходом она будет добиваться своего до следующей Пасхи.
— Скажите, Анна, откуда это редкое для девушек вашего возраста увлечение науками и философией? — спросил её однажды Александр с высоты своего роста.
Девушка нисколько не смутилась. Очевидно, с этим вопросом она сталкивалась уже не единожды:
— Мы с Германом на следующей неделе начинаем изучение трудов Лейбница по математике и философии. Скажу вам, дело это нелёгкое даже для меня, что уж говорить об одиннадцатилетнем мальчике.
