— Я прошу простить меня, падре. Минута слабости. Больше такого не случится. Прошу считать, что меня выбила из колеи долгая разлука с вами. Я в вашем распоряжении, генерал…
Руки Бекса внезапно замерли, тремор прекратился, только большой и указательный пальцы отбивали о подлокотник кресла чёткий ритм.
— Ты не растерял навык обращения со скрипкой? — спросил генерал, слегка прищурив глаз. Этот взгляд Джованни помнил с того момента, когда много лет назад получал инструкции по поводу графа Калькано. Не терпящий пререкательств, но лукавый, с хитринкой.
— Мои пальцы… — Джованни посмотрел на свои руки и показал их генералу, — не потеряли сноровки. Жаль, что инструмента нет со мной. Я бы доказал это первыми же аккордами.
В кабинете генерала повисла долгая пауза. Джованни не смел прервать мысль генерала, но тот не торопился с продолжением, а только смотрел в одну точку поверх головы скрипача.
— Есть одна труппа, оперная… Её создал некто лорд Клиффорд. Уважаемый в Англии человек. Ну как создал… Оплатил её существование в первые годы. У меня есть обоснованные подозрения, что труппа эта не только поёт и танцует на театральных подмостках главных европейских столиц. Скажи, Джованни, как часто с тобой о политике откровенничают военные или дипломаты? — Генерал произнёс эту длинную фразу медленно и рассудительно.
— Такого никогда не случалось, падре. Всё больше о женщинах, о вине… Но я же не в сане, чтобы исповеди слушать, — смутился Джованни.
— О том и речь. Ты — оружие секретное. Ты обучен навыкам, неведомым обычному человеку. Но у тебя есть один недостаток, Джованни. Ты мужчина. Причём — неприметной наружности. Хотя в твоём ремесле это скорее достоинство, согласен. — Генерал выставил вперёд ладонь, показывая, что споров в этом месте дискуссии не потерпит.
— В этой труппе есть некто, кто владеет моим ремеслом и при этом лишён моего единственного недостатка? — скрипач удивлённо вскинул свои косматые брови.
— Конечно есть, сын мой. Солистка оперы. Красоты невиданной и очень смышлёная, кстати. Её зовут Бриджид. Этому таланту поклоняется вся Европа. Сам Клиффорд к числу поклонников ордена не относится, но, как ты знаешь, Джованни, наши люди есть везде. Тебе придётся сменить ремесло.
Генерал продолжал часто барабанить пальцами по креслу и покачивать ногой, обутой в парчовую тапочку.
— Труппа гастролирует в Петербурге. Так случилось, что их диретторе скоропостижно скончался неделю назад в Вене. Он отлучился туда на месяц по делам семейным, и надо же какая беда случилась…
Скрипач слушал внимательно, не обнаруживая ни малейшего признака напряжения или душевного волнения. С того момента, как генерал спросил его о скрипке, не было ни единого сомнения, что Джованни предстоит новая работа.
— Хоть у тебя и каменное лицо, я читаю в нём вопрос, — монотонно продолжил генерал. — Отвечу сразу: нет. Орден здесь ни при чём. Однажды утром он умер от апоплексического удара. Так Господь управил, кто мы такие, чтобы идти против его воли…
Джованни с трудом справлялся с потоком своих мыслей. Его привычный уклад жизни рушился на глазах. Абсолютно новое дело, совершенно другое общество, и главное, чего в первую очередь испугался скрипач, — теперь ему придётся постоянно находиться на глазах публики. Он привык за все эти годы к одиночеству. Даже кошке не позволял занять часть своего времени и сердца. Только скрипка и книги.
— Мне неприятно видеть в твоём взгляде вот эту рассеянность, сын мой. Ты о чём-то думаешь и не решаешься сказать. — Генерал потянулся за стаканом воды, стоявшим на круглом столике рядом с креслом.
— Россия? — с нотой удивления спросил скрипач, но тут же остепенился. — Падре, я приму любое ваше решение.
Джованни смиренно сложил вместе ладони и наклонил голову в знак покорности.
— Вот и чудесно. Узнаю своего скрипача, — ответил падре, поправляя рукав. — Эта певичка, Бриджид, она работает на лорда, но!
Неожиданно для состояния своих суставов генерал резко встал, подняв палец вверх.
— Я искренне сожалею, что идея создать странствующий театр пришла в голову не мне, а этому Клиффорду. Очень остроумно, и главное — идеальный инструмент для разведки. Свобода перемещения, доступ к элите любой страны, главное — туда привезти труппу. И женские чары. Говорят, голос у неё совершенный. Меццо-сопрано. Всё, что тебе нужно, — возглавить этот бродячий цирк. Нам доподлинно известно, что Клиффорд использует труппу именно для этих целей. А ещё — для связи с заговорщиками в самой России.
Скрипач молчал и слушал, впитывая каждое слово, зная, что генерал ничего не повторит.
— Мы рассмотрим перечень твоих конкретных задач, когда ты там закрепишься. И не расценивай солистку как объект применения своих навыков. Нет. Всё будет сложнее. Её покойный отец в своё время находился в нашей резиденции не на последних ролях. Так что твоя миссия — помогать ей делать то, что она не может исполнить сама. Заодно и понаблюдаешь, насколько искренна она в своём рвении. И последнее — наши люди в России есть, но орден там вне закона. Так что скрипка и Бриджид — твои единственные единомышленники в этой долгой поездке…
* * *
Каждый день Джованни проклинал балтийский ветер, косые и хлёсткие петербургские дожди, рыхлый и холодный снег, тяжёлые серые тучи, не позволявшие ему видеть солнце по несколько месяцев в году. Отдельной ненависти скрипача удостоился русский мороз. В те дни, когда снег под ногами начинал скрипеть, будто старые половицы в их родительском доме, итальянец предпочитал вообще не выходить из своей четырёхкомнатной квартиры, которую он арендовал за 600 рублей в год на Литейном.
— Барин, дрова дубовые, как приказывали! — Громоздкая фигура дворника Прохора заслонила собой почти весь дверной проём. Переминаясь с ноги на ногу, он стоял в дверях, прижав к груди шапку. В другой руке здоровяк без всякого напряжения держал большущую связку идеально наколотых треугольных поленьев одинаковой длины. В аккурат под размер прямоугольной пасти изразцового камина, которая явно нуждалась в подкормке. Пара сгоревших поленьев превратилась в серебристую пыль, но редкие угольки на решётке всё же источали такое желанное тепло.
Хоть Прохор всегда считал этого полного лысого иностранца жильцом странноватым, все его прихоти выполнял мгновенно. И дров принести, и самовар натереть, а бывало, и в лавку частенько бегал — уж очень щедрыми получались чаевые. Особо доходными для дворника становились зимние месяцы. Итальянец выбирался из своей берлоги только в те дни, когда его труппа давала оперу или случалась важная репетиция. Остальное время он проводил в каминной зале своей квартиры, закутавшись в шерстяное одеяло.
— Опять хандрите, барин? — Прошка не дождался ответа. Итальянец молча сидел в кресле-качалке с длинным шарфом на шее. — Да жарко же! Что ж такое! У меня прямо морда горит! Барин, мне не жалко, но две поленницы в день…
